500 лет назад – 3.1, или Кавалеры ордена
Шрифт:
–Он что же, совсем плох?
–Да нет вроде, и по двору стал чаще ковылять, и сейчас, вон, не догонишь.
–А чего про князя говорил-то?
–Да тот вроде как, когда его к себе вызывал, обещал на село землицы прирезать, из бывших орденских наделов.
–Во как! Так это что же, они и правда… нам отдадут?!!
–Ну, а кому?… Или ты при них видишь переселенцев?… Но решать, говорит, будут к весне. Когда, мол, видно будет, что за земли…
–Надо бы новому вуйку сказать, чтоб того… ну…
–Боишься, Улдис, что тебя обделят? Так не бойся – отданный кусок пойдет на все село разом.
–Это
–Я сам точно не знаю, говорят, русский князь будет говорить об этом, когда приедет его кастелян…
Но, кроме бытовых, обсуждали и другие, так сказать, ракурсы:
–Какой князь все-таки красавчик! И весь прямо такой, аж шибает!
–Кто тебя шибает, дуру, ты к князю-то тому ближе пяти сажен не стояла?
–И вот врешь ты все! Когда перед церковью он проходил речь говорить, вот на столечко была, и даже маленько коснулся!
–Ага, щас, делать ему больше нечего, тебя касаться… так и скажи, что как твоего в ополчение забрали, так и кидаешься на всех, кто в штанах.
–Ой, да ладно тебе, твоего будто не забрали?
–Да мне, не поверишь, соседка, некогда с моими пятерыми…
–Ой, да. А он говорил, помощь нам будет. Когда же, любопытно страсть!
–Когда это он говорил?…
–А когда на площади у старосты, ну, у того, всех собирали. Ты не пошла, что ли?
–Да недосуг мне было, по хозяйству все…
–Обещал, обещал. И как улыбнется, так и солнышко сразу из-за туч вышло, и говорит такой: помогу, говорит, кто совсем плохо живет, а волю – всем!
–И когда ждать ту помощь?…
–Я точно не знаю, но мне Анна кузнецова, ну, вуйка нового, сказала, что будет у них об том разговор важный! Ой, еще посмотреть бы на него!
–Попросись, вон, в обслугу в усадьбу. Они там на них каждый день небось смотрят, с утра до ночи.
–Да ну, к этой змеище, Магде, разве подойдешь! Как посмотрит, да сиськами своими поведет этак, разодрала бы всю рожу! А взяли-то ее откуда-то с побережья, босая да худая за телегой с узелочком пришла, когда патер приехал, а потом разожралась, корова!
–Царствие небесное патеру…
–Ой, и правда! Царствие небесное… А князь все-таки красавчик!
Были и другие темы:
–Нет, я все-таки не пойму! Как заупокойную читать, так этот… Ефим, по православному обычаю все сделал, для своего, а Олав по латинянски – для орденских.
–Ну?
–И на кладбище тож, как положено. А потом, в церкви, я не понял! Какая, говорит, вам разница, с какой руки крест принимать?!
–Ну, а какая разница-то?
–Ну, как же! Святое писание не зря писали, многие тома! Поумнее люди были! А он, значит…
–Ты Лешко старого там видел?
–Ну да, а что?
–Так он крещен был по православному обряду, а потом его три раза наново перекрещивали.
–Это как это?…
–Да место у них больно неудобным оказалось, в аккурат где Литва, Польша и русские княжества сходятся. А тогда что-то замятня чуть не три десятка лет подряд шла, вот его и… со всей деревней.
–Ну?…
–Гну! Вот поди, спроси у него, есть ему разница, на каком языке молитвы править и с чьей руки крест принимать, если у него из родни давно всех раскидало, кто жив остался, и семья не то третья, не то четвертая уже.
–Нет, ну это другое, понимать надо…
–Я так понял: волю дали, земель дадут из своих,
–Нет, ну я-то что, я – как общество…
Вот под такие разговоры уходили селяне с усадьбы, да, естественно, на том разговоры эти не кончились, а, скорее, только начались. После поминок все как-то поверили, что первые слова князя, про волю и все остальное – не показались им во сне, а самая что ни на есть правда. И бабы, хоть и были (как всегда) главными переносчицами новостей, и мужики, которые в этот раз не отставали от них, особенно насчет земли, ходили в этот день по соседям, наверное, раза в три чаще, чем обычно.
Тем временем в избе у ребят, куда они принесли все из церкви, Седов присел отдохнуть, и на него навалилась усталость. Душевная, слишком много эмоций для половины дня, кто понимает. Да и вообще, он не любил похороны и проповеди, а сегодня пришлось участвовать и в том, и в другом. Молчал и Ефим – проповедь, если ее вообще можно так назвать, тоже взяла много сил, как часто бывает, когда приходится общаться с толпой народу. Олав тоже молчал – и похороны патера, к которому он, как видно, успел привязаться, и его неожиданное участие в отпевании сказались и на нем. Только Петька был как всегда активен (хорошо, хоть про зажигалку забыл) и возбужденно пересказывал свое видение сегодняшних событий, заставляя кисло улыбаться всех остальных. Не просидели они так и десяти минут, как в избу зашел один из дневальных, принеся завернутый в тряпку небольшой горшок с кутьей:
–Тут это… наши послали вот, помянуть, значит… а то столы разбираем уж…
Его поблагодарили, у парней с утра остался взвар, и все съели по нескольку ложек. Кутья больше всего напомнила Николаю Федоровичу обычную рисовую кашу, только сразу из нескольких видов зерна (но без риса), на молоке, и с легким запахом меда. Чуть теплая, она была суховата, так что запивать ее надо было обязательно. Пока ели, все немного отошли, и Седов, поднимаясь, сказал ребятам уже нормальным голосом:
–Ну что ж. Сидите пока здесь, а вечером зайдете на поварню. Как только решим, куда вас дальше пристроить, сообщим. А может, князь сам захочет с вами поговорить, имейте в виду. Подумайте, чего бы вам самим хотелось.
Они вышли с Ефимом наружу, и, не сговариваясь, встали возле крыльца, вдыхая свежий морозный воздух. На дворе никого не было, и только вытоптанный снег напоминал о том, что тут с утра происходило.
–Давай снова зайдем на кладбище? – предложил Ефиму Седов. Ему захотелось пройтись, да и ушли они сегодня, не дожидаясь конца похорон, и толпа народу была… Ефим все так же молча кивнул, и они свернули налево. Тропа таким количеством людей была натоптана широкая, целая дорога, и они неторопливо дошли по ней до свежих могил. Кресты были установлены у всех, самые простые. Как оказалось, Михайла нашел время выяснить имена всех орденцев, и на каждом кресте, хоть и грубо, но было вырезано имя. А вот на старых могилах, как удалось разглядеть Николаю Федоровичу, на столбиках имена были написаны очень редко, чаще всего были просто вырезаны кресты, указывая на то, что здесь похоронен христианин.