500 лет назад – 3.2, или Постельничий

Свиридов Дмитрий

Строго говоря, далеко не каждого знатного человека при князе сейчас правильно было назвать боярином. На Руси к 16 веку были князья (между прочим, несколько сотен семей, включая самых захудалых, но все равно родовитых!), были непосредственно бояре разных княжеств, были боярские дети (младшие, подчиненные семьи тех же боярских родов)… При любом княжеском дворе, в рабочей или официальной обстановке, благородных именовали по титулам либо по должностям – придворным или военным. Но вот в быту, или, скажем, при необходимости общения с незнакомым, но богато одетым и вооруженным человеком, следующим в сопровождении слуг – чаще всего использовалось обращение «боярин». Из которого потом родилось «барин», да… Будем уж и мы называть боярами представителей тогдашнего благородного сословия.

Так вот, второй благородный спутник князя Василия был именно князем, а не только московским боярином. Князем Иваном Федоровичем Телепневым

из рода Оболенских, по прозвищу Овчина. Вдобавок был он еще и воеводой, и именно в этом качестве, после событий последнего полугода, государь взял его в эту тайную поездку. Правда, военачальником он был, надо сказать, пока что второго, если не третьего, уровня, и до этого года в основном занимал должности второго-третьего воеводы, либо вообще был, говоря словами будущего, начальником постоянного гарнизона в своей родной Тарусе. Но… в этом году для исполнения задумки государя и князя как раз и нужен был такой воевода, не особо известный врагам Руси и готовый исполнить любой приказ своего государя, каким бы… странным и непривычным он не показался. И события, произошедшие за эти полгода, показали, что не ошибся тогда государь. А почему выбрал именно Телепнева из приличного числа подобных – он, конечно, никому не докладывал, но была у постельничего на этот счет мысль…

…Тогда, зимой, отряд Еропкина добрался до Пскова, не мешкая. Повезло – метелей и сильных снегопадов по пути не было, с припасами и кормом для лошадей, благодаря грамоте государя, проблем тоже не возникало. В самом же Пскове постельничий в первый же день, пока его люди отдыхали, собрал городскую верхушку, которой и была озвучена официальная причина его приезда – проверка состояния крепости и прочих воинских дел. Грамота делала его, по меркам 21 века, кем-то типа спецпредставителя Президента (или даже круче, с учетом того, что никакой законодательной ветви власти пока еще не было, да и прочих ветвей, а был… пожалуй, один ствол властной вертикали). Приняли его без особой радости (кто ж любит проверяющих из столицы), но как положено. А вот когда вся верхушка была уже распущена, и они остались на приватный разговор только втроем, с псковским наместником и воеводой, руководившим войсками в крепости и окрестностях, Еропкин рассказал об основной цели его приезда. Короткая переглядка между псковичами, замеченная им, и… они послали за сотником внутренней стражи, а пока того искали, рассказали гостю, что, и верно, пришла недавно грамотка о том, что некий отряд из псковских наемных воинов что-то там захватил в Ливонии, а у самих орденцев неурядицы, и хорошо бы им, псковским набольшим, быть готовыми… ко всему.

Ну, а тут пришел со всей возможной поспешностью знакомый нам сотник (в такой компании – уже не господин, а просто сотник, хорошо хоть не «эй ты, сотник!»). И рассказал подробно и с деталями все ему известное – появление неких людей, найм ими воинов, необычный договор, заключенный в церкви, и уход отряда в зиму. Сотник, конечно, подробности опускал, но Еропкин легко узнал в описаниях этих людей рязанского князя и его бояр, а до того еще проскакивала у него мыслишка, что, может, не они это… Узнал он и примерное число бойцов, и имена и краткие характеристики купцов, что с тем отрядом дело имели (те самые Ждан и Тверд, что в грамоте упоминались), и об уходе второй части наемников спустя некоторое время тоже на полночь… Именно сейчас для Ивана в первый раз и прозвучало описание внешности того самого старца. Дело было уже под вечер, так что разбор ситуации продолжили на следующий день. Постельничий получил копию того самого договора с наемниками, уточнил еще кое-какие детали, а со своей стороны – раскрыл кое-что из писем этого отряда к государю и показал ту самую карту Ливонии (в грамоте к псковичам никаких карт и описаний захваченных земель не было). Псковская верхушка впечатлилась, и разговор с Твердом и Жданом, вызванным к наместнику после обеда (оба оказались в городе), велся вполне вежливо. Да и сам постельничий, хоть и был предупрежден о том, что купцы эти из тех семей, что… не особо одобрили, скажем так, в свое время переход Пскова под руку Москвы, давить на них не стал, а вполне вежливо попросил уточнить подробности их… торговли с этим странным отрядом.

Купцы такой гуманный подход оценили, и в свою очередь рассказали многое – и о закупках отряда, и о том, что пришлые проводили обучение воинов по-своему, и о том, что торговые контакты с ними продолжаются (уже на территории Ливонии, да) и поныне, и еще кое-какие подробности. Ну, а что?… Договор они и сами читали, и результаты боев видели – люди русские гонят поганых ливонцев с захваченных ими ранее исконно русских же земель, так что помогать им – дело угодное и богу, и государю московскому, разве нет?… Тем более, платят воины за свои заказы сразу, честным серебром… Еропкин получил еще кусок информации, купцов заверили, что претензий к ним нет, и самое главное – договорились, что их люди проводят его туда, в Ливонию.

Все остались довольны переговорами. Правда, за

кадром осталось многое – Тверд со Жданом не упомянули о новом оружии отряда и бомбах, предоставив рассказывать о том самим людям князя Рязанского, да и о своих планах на Хапсал и последней поездке туда промолчали. Еропкин довольно ловко обошел предысторию того, что за князь стоит во главе отряда (и как так вышло, что он вообще тут оказался). Ну, а псковичи не стали передавать московскому гостю разные слухи про старца, ожидаемый конец света и прочее, и про почищенный от разбойников город сотник тоже умолчал… Наверное, все прошло, как в любых переговорах на таком уровне…

А на следующий день постельничий, как не просили его задержаться, как будут говорить в 20 веке – согласно законов гостеприимства, со своими людьми выдвинулся в Иван-город. С купцами договорились, что во Гдове будут ждать их люди, знающие путь на ту сторону, в Ливонию. Во Пскове остался один из людей Еропкина – собрать сведения по воинским силам и припасам, которые можно будет задействовать сразу к началу летнего сезона, как вешние воды сойдут и земли просохнут, если такое решение примет государь… А с самим псковским начальством решили, что на обратном пути, если бог даст и все удачно пройдет, постельничий еще раз с ними обсудит, чего можно ждать на этот год. В Москву поскакал гонец, с письмом государю и копией договора отряда (а в Иван-город, еще с ночи – другой гонец, от господина сотника полковнику второго Наревского полка, на всякий случай).

Путь до Иван-города прошел у группы Еропкина уже под метель, но по хорошо набитой дороге с частыми поселениями, так что тоже почти без задержки. Сам Иван-город сильно отличался от Пскова – он был именно военной крепостью, новой, с пока небольшим посадом, и строился Москвой почти на пустом месте, не имея за спиной сотен лет независимой истории. Поэтому все окрестное население было полностью лояльным Москве, не как Псков или Новгород, ну, а местные военные силы – тем более. Постельничего приняли с почетом, на собранном тут же совещании верхушки подтвердили получение грамоты из Ливонии (сейчас можно было сразу не скрывать основную цель поездки – лишних ушей и чужих людей здесь не было). Само обсуждение прошло даже быстрее – здесь многого не нужно было пояснять, а сведения о боеготовых войсках и имеющихся припасах Еропкину дали сразу же, в актуальном виде. Из лирических отступлений был только рассказ о той самой встрече дозора с первым отрядом князя, который, конечно, был передан высокому гостю, хоть и не непосредственными участниками событий, но от того не менее красочно. Здесь основным докладчиком выступал полковник второго полка, вовремя предупрежденный своим другом сотником (для этого и нужны друзья, не так ли?).

Привезенную постельничим карту Ливонии обсудили с огромным интересом и быстро срисовали (в грамоте к ним тоже карты не было). Отсюда был отправлен еще один гонец в Москву, а с ивангородцами Еропкин тоже договорился о заезде на обратном пути, не скрывая, впрочем, что ситуация у них лучше, чем у псковичей (и у полковника второго полка особенно), о чем он непременно сообщит государю, так что расстались они довольные друг другом (редкий случай для любого проверяющего, кто понимает). Тут его тоже пытались уговорить погостить, но… пора было приступать к основной задаче государя, самой… опасной. Еропкин не собирался оттягивать уход в Ливонию, к рязанцам, хотя и понимал, что там ему может грозить смерть и от орденцев, и от князя с боярами. Впрочем, последние сведения (особенно псковские) говорили о том, что, похоже, князь Рязанский и на самом деле на пользу Москве (ну ладно, всей Руси) действует…

Доехав до Гдова, он нашел там двух дожидающихся его проводников от псковских купцов, оставил пятерку своих бойцов (с наказом через две седмицы, если они не вернутся – послать еще гонца к государю, а самим все же попробовать его вытащить), а сам с половиной своих людей и провожатыми добрался до известной нам деревушки и ушел за Нарву. Купцы не поскупились на лошадей для провожатых, а у москвичей были свои, и неплохие, так что небольшая группа по известным проводникам приметам (что было важно – снегопад зарядил уже по серьезному) ушла за реку, добралась до леса, там по еле заметной, но все же просматривающейся тропке добралась до первого поселения, ну, а дальше довольно быстро (с одной ночевкой) добралась до первой захваченной усадьбы Ордена, в которой теперь стояли бойцы князя Рязанского. В деревнях по дороге останавливались они ненадолго, только обтряхнуть снег да обогреться, поэтому первый более-менее серьезный разговор с местными постельничий смог провести только в этой усадьбе. Расспросив (аккуратно и вежливо, все же он был тут уже только гостем) кое-кого из прислуги и тех бойцов отряда, которые остались здесь гарнизоном, Еропкин узнал еще некоторые подробности этого похода и иные интересные ему вещи, и они выдвинулись уже в сам замок. Тут он начал уже сильно волноваться, поскольку хоть и ехал в статусе посланника государя московского, но имя его уже было известно – могли и предупредить князя с боярами. Как-то они отреагируют?…