500

Квирк Мэтью

— А на какое конкретно место вы метите в этих своих устремлениях? — съехидничал я.

— Ты умный мальчик и, полагаю, уже знаешь ответ на этот вопрос, — сказал Дэвис. — Мне принадлежит столица. Всех наделенных в ней властью мужчин и женщин я собрал в свою коллекцию, как бейсбольные карточки. И в этом не было ничего особо сложного. Когда-то человеком можно было завладеть, поймав его на том, что он изменил жене или получил взятку в десять тысяч баксов. Теперь же никого ничем не удивишь! Сенатор легко отряхнется от супружеской измены, дав пресс-конференцию и с месяц отмолившись в церкви. Стыд и срам, право слово! Увы, мы живем в эпоху девальвации. Надо сказать,

я вовсе не сторонник грубых методов. Но с тех пор, как мелкие выигрыши перестали кого-либо шокировать, мы вынуждены были поднять наши ставки… И теперь, по сути дела, — продолжал Генри, — я и есть правительство. Я держу в руках власть — причем без всей той шелухи, которая обычно ей сопутствует. Кто будет разбираться в деталях! — махнул он рукой. — Я добивался этого долгие годы, и Хаскинс должен был стать последним элементом. Все пошло не так, как я планировал, но, думаю, тот, кто его заменит в Верховном суде, будет сговорчивее. Как наш работник, ты уже успел пожать плоды моих стараний — и что-то я не заметил, чтобы ты особо любопытствовал, откуда берутся эти деньги. Ты не можешь выбирать, Майк: ты уже ввязался в грязное дело.

— А если я скажу «нет»?

Генри хохотнул.

— Я вижу, у тебя еще сумбур в голове. «Нет» попросту невозможно. Здесь не спрашивают: да или нет. В какой-то момент ты сам запросишься обратно. Всякий рано или поздно ломается, — сказал он и взглянул на Маркуса.

Тот стоял, уставившись на собственные ноги. Интересно, сколько уже десятков лет Генри держит его в кулаке?

— Вопрос лишь в том, — продолжал Дэвис, — какой рычаг воздействия надо к тебе применить.

— Типа убить меня?

Генри даже огорчился:

— Почему-то именно это в первую очередь приходит людям в голову. Ну никакой творческой искры! Страх смерти отнюдь не самый сильный из возможных страхов. Большинство людей с этим не согласны, однако они предпочтут смерть предательству, стыду, страданиям любимых людей. Возможно, даже публичному выступлению. Вопрос в том, чтобы понемногу подбрасывать им то, что мы называем стимулами, в порядке усиления, а потом сидеть тихонько и выжидать, как долго продержится наш объект. Завораживающее занятие, честное слово!

— И как глубоко я завяз?

— Ну, мы начинаем с малого. Сперва забираем у человека его работу, состояние, репутацию. Если он боится стать преступником — пусть на следующем шаге весь мир начнет считать его убийцей или насильником. Затем мы отбираем тех, кого он больше всего любит. Энни, к примеру.

— А вот и нет, — встрепенулся я. — Если вам продал меня Ривера, значит, Энни этого не делала. Она меня знает, и она ни за что бы не купилась на ту требуху, которой вы кормите копов.

— Чего тебе тут непонятно, Майк? Дело же не в том, Энни тебя спалила или Ривера. Всякого можно купить. Что касается Риверы — я ведь честно предупредил, что он продаст тебя за хорошую цену, — вот только не упомянул, что покупателями будем мы. Знаешь, почему он тебя сдал? Я тебе по-дружески, конечно, скажу по секрету: ему очень нужны деньги на гранитные столешницы. А вот с Энни… Уильям, — обратился он к Маркусу, — включи запись.

Маркус пихнул сбоку в ноутбук полученный от Джеральда диск и развернул ко мне экран. На записи оказалось видео. Энни сидела на том же самом месте, где сейчас сидел я. Судя по ракурсу съемки, камера была установлена где-то на одной из книжных полок. Я кинул взгляд на стеллаж.

— Ты ее не увидишь, — хмыкнул Дэвис.

Тут до меня запоздало дошел весь отвратительный смысл того, что я видел на мониторе у Джеральда в каморке:

— Вы следите

за сотрудниками через лэптопы и мобильники тоже?

Генри осклабился. Он легко мог «писать» своих работников со всего выдаваемого им оборудования. Я даже видел, как неуклюже переваливается по коридору Джеральд, плотоядно пялясь на проходящих мимо женщин, особенно на Энни. Меня аж в дрожь бросило при мысли, что он мог видеть подробности моей частной жизни.

Дэвис кивнул на лежавший передо мной ноутбук. На записи он одет был точно так же, как и сейчас.

— Это утренняя запись, — пояснил Генри. — Энни к нам пришла.

— Я подумала о том, что вы мне сказали вчера вечером, — обратилась Энни на экране к Генри и Маркусу. — Я хочу помочь. Когда Майк вчера ко мне явился, у него был такой жуткий взгляд… Я очень испугалась, думала, он хочет меня убить. Правда то, что о нем говорят? Он действительно опасен?

— Очень, — ответил ей Генри.

Довольно долго она задумчиво глядела в стол, потом снова посмотрела на Дэвиса:

— Как я могу помочь вам его остановить?

У меня непроизвольно сжались кулаки:

— Это чушь собачья!

Но Маркус шикнул на меня.

— Сейчас будет лучшая часть записи.

— Майк сообщил мне кое-какие вещи о вашей с Маркусом работе, — сказала Энни на экране. — Может, мне еще не представилось шанса в полной мере оценить размах деятельности «Группы Дэвиса». Я хочу помочь вам найти Майка и рассчитываю, что вы предоставите мне возможность проявить себя в более секретных и прибыльных областях.

Дэвис встал у Энни за спиной и положил ей руки на плечи.

— Я сделаю все, что надо, — напряженно сказала она.

— Ах ты, ублюдок! — кинулся я на Дэвиса.

Маркус сцапал меня за плечо и, буквально ввернув пальцы мне в мышцу, стиснул нерв у кости. Дикая боль пронзила всю руку.

Я плюхнулся обратно в кресло, и, пока я остывал, Маркус не сводил с меня настороженного взгляда.

— Видишь, как это делается, Майк? — улыбнулся Дэвис. — Шаг за шагом, мы понемногу повышаем степень воздействия. И надо сказать, с тобой мы еще только начали. В какой-то момент ты проглотишь свою гордость и сдашься. Если ты сделаешь это сейчас, я все тебе верну: деньги, работу, уважение в обществе, свободу — всю ту жизнь, к которой ты всегда стремился. Спаси себя и тех, кого ты любишь. Работай со мной. Скажи, что сообщил тебе Хаскинс перед гибелью. Где улика?

Я улыбнулся. Генри явно зацепило.

— Я знаю кое-что такое, чего не знаете вы. И это вас уничтожит.

— Это и тебя уничтожит, Майк. Не будь таким самодовольным.

— Это верно, — вздохнул я. — Вы убили журналиста?

— Пирсона? — Генри провел пальцами по шраму на горле, который я впервые заметил еще в Гарварде. — Я кое-что потерял в тот день, — сказал он с раздражением, — и хочу это вернуть. Ты даже не представляешь, Майк, какую опасную игру ты затеял. Просто скажи, где она. Если ты не скажешь, все будет жутко и отвратительно.

— Вы станете меня пытать?

— Причем всякими разными способами. В твоей глупой голове, надо думать, уже что-то нарисовалось? Небось дыба?

— Да нет, я представил, как Маркус разрядит мне в башку стартовый аккумулятор.

Генри вздохнул:

— Чего ты можешь не бояться, Майк, так это полиции. Пожизненный срок или смертельная инъекция были бы наиболее легкими вариантами. Ну а если б я хотел какой-то дикой кровавой резни, то отдал бы тебя Радомиру.

— Драговичу?

— Ну да. Ты, вероятно, был слишком занят, чтобы рассмотреть вопрос под этим углом. Ты ведь грохнул дочь боснийского палача.