500
Шрифт:
Я вильнул за скульптуру Ричарда Серры — пять массивных стальных плит, прислоненных друг к другу под разными углами, — и обнаружил там Уильяма Маркуса собственной персоной. Возникнув у меня за спиной из ниоткуда, он поймал мое запястье куда более действенным захватом, нежели я применил к его парню. Электрошокер в его руке выплюнул маленькую молнию. Маркус сказал, что если я буду слушаться, то избавлю себя от лишней боли.
Второй свой прием я применил совершенно спонтанно. У моих ботинок очень жесткая рантовая подошва, и я что есть силы пнул Маркуса сначала по голени, а затем по колену, отчего оно ушло вбок с жутким щелчком, от которого
На долю секунды его хватка ослабла, и я сумел даже немного отступить, прежде чем Маркус снова ухватил меня за запястье и вывернул его передо мной. Чтобы не порвать плечо, я весь скрутился, но спиной оказался прижат к холодной скульптуре Серры. Маркус, придвинувшись лицом ко мне, продолжал натиск. Я почувствовал, как что-то произошло с моим плечом. Другой рукой он поднес тазер к моей голове и всего в дюйме от глаза выщелкнул голубую дугу. Свободной рукой я с большим трудом отвел от лица электрошокер. Держа хватку на моем запястье, Маркус оказался в такой неуклюжей позе, которая позволяла поднести ко мне тазер лишь под очень неудобным углом. Выбраться я не мог, однако был в состоянии помешать ему выпустить в меня разряд. То есть пат.
Постояв так несколько мгновений, Маркус чуть склонил голову и оценивающе посмотрел на скульптуру. Он, конечно, не мог добраться электрошокером до моего тела — но ему это было и не нужно, в его распоряжении имелась восьмифутовая стальная плита, к которой я был прижат спиной. Оба приема из своего скудного арсенала я уже использовал, и теперь мне не повезло. Маркус поднес тазер к плите и выпустил в нее несколько разрядов.
Без запинки я выкрикнул все ругательства, какие только имелись в моем запасе. Долгие четыре секунды Маркус поджаривал меня на стальной плите, пока я не сполз на землю, а потом добавил еще пять секунд, приставив электрошокер уже непосредственно ко мне. Я повалился на площадку, перед глазами все поплыло, при этом я отчетливо ощущал, как сокращается каждая мышца, словно пытаясь оторваться от кости.
А потом Ривера выхватил свой полицейский жетон и провозгласил:
— Городская полиция! Пожалуйста, очистите территорию, освободите проход.
Маркус тем временем потянул меня через служебную дверь на улицу и втолкнул на заднее сиденье незнакомого седана.
Глава двадцать первая
Уложенный на заднем сиденье, я видел лишь проскакивавшие в окне машины деревья. За всю дорогу я еле-еле пришел в чувства. Наконец мы свернули с улицы и подъехали к бетонному въезду в тоннель в склоне холма. Стальные двери медленно разъехались в стороны, и седан исчез в его недрах.
Мы остановились. Маркус сцепил наручники у меня за спиной и повел через подземную парковку к большой тяжелой двери. Он прошел вместе со мной шагов двадцать по коридору, остановился перед какой-то дверью и поднял взгляд к глазку видеокамеры, установленной под потолком. Спустя секунду дверь открылась. За ней нас встретил этакий квадратный шкаф весом сотни под три фунтов.
— Мне нужна запись Кларк, — сказал ему Маркус.
Амбал хлебнул из небольшой бутылки лимонада «Маунтин дью» и махнул рукой, приглашая войти. Я быстро вспомнил этого детину: Джеральд, ведущий программист «Группы Дэвиса». Он провел нас в комнату, освещенную лишь серо-голубым свечением множества мониторов на широкой стене.
Некоторые экраны демонстрировали то, что и следует ожидать от мониторов видеослежения: входы-выходы,
Джеральд вручил Маркусу диск, и мы снова потопали в коридор. Поднявшись на три пролета по бетонной лестнице, мы свернули вбок, миновали серую металлическую дверь хранилища с биометрической системой доступа. В конце коридора Маркус толкнул дверь — в глаза ударил яркий свет, на мгновение меня ослепив. Когда глаза адаптировались, я увидел Генри Дэвиса с широкой улыбкой на лице:
— Добро пожаловать назад.
Мы с Маркусом оказались в углу его кабинета, войдя через потайную дверь в обшитой деревянными панелями стене за его столом. Мы были на самом верху особняка «Группы Дэвиса», так что, судя по всему, нынче мне довелось увидеть секретную пристройку — зону безопасности, — уходящую в толщу холма.
— Мэгги! — позвал Дэвис через открытые двери кабинета.
Его помощница — та самая женщина, у которой я выцарапал диктофонную запись в Колумбии, — показалась в дверном проеме.
— Чего-нибудь желаете? — обратился к нам Дэвис. — Кофе? Содовой?
Она вопросительно оглядела собравшихся: сперва посмотрев на Дэвиса, потом на Маркуса и, наконец, на меня. Руки у меня были скованы наручниками за спиной, на носу болталась повязка, а на шее наливался красный рубец в том месте, где Маркус прижарил меня тазером. У Генри было несколько помощников, но Маргарет работала при нем секретарем уже не один десяток лет и, надо думать, была в курсе его дел. Так что моему виду она удивилась не больше, чем если бы я напялил разные носки.
— Мне воды, — подал я голос.
— Я буду «Арси-колу», — сказал Генри.
— А мне ничего, спасибо, — в тон ему молвил Маркус.
Маргарет вернулась минуту спустя с заказанными напитками и поставила стакан воды со льдом передо мной на стол, за которым Дэвис проводил совещания. Какая, в самом деле, разница — бизнес-встреча тут происходит или удержание заложника!
— Почему бы тебе не снять с него наручники? — предложил Генри Маркусу, и тот высвободил мне руки.
Дэвис жестом предложил мне присесть за стол, на то самое место, с которого он обычно руководил заседаниями. Я опустился в кресло, положил руки на стол и спросил:
— Чего вы от меня хотите?
— Ничего особенного, — ответил Генри и легонько похлопал меня по руке. — Я хочу, чтобы ты вернулся. Разумеется, ты пытался разыграть из себя героя, и это вполне понятно. Я ведь тебе уже говорил: большинство людей мнят себя честными лишь до тех пор, пока не узнают — как ты, например, уже начал узнавать — реальную цену этой самой честности. Я не вправе тебя обвинять, что ты начал за мной шпионить, — я и сам в твои годы пытался убрать с дороги своих боссов, чтобы самому обосноваться на вершине. И кстати, не без успеха, — ухмыльнулся он. — В тебе я вижу много своих черт, Майк. Когда кто-то — а здесь таких по пальцам перечесть — однажды узнаёт весь масштаб наших устремлений, то первая его реакция — или сбежать, или попытаться нас остановить. Люди думают, что руководствуются некой особой моральной устойчивостью, на самом же деле ими движут всего лишь страх, неуверенность и недостаток воли.