56-я ОДШБ уходит в горы. Боевой формуляр в/ч 44585
Шрифт:
– Извините, товарищ капитан, – смиренно покаялся я и перевел дыхание, надеясь, что извинениями все и ограничится. Плохо, очень плохо я еще знал наших офицеров.
Акосов, устроив допрос и быстро выяснив, что та Татьяна, которая поступила со мной самым возмутительным образом, к его жене Татьяне никого отношения не имеет, более того, у них разный возраст и их разделяет огромное расстояние, призадумался.
– Ну ладно, я-то, может, и прощу, а Пушкин? – задает мне совершенно бессмысленный вопрос командир парашютно-десантной роты, дислоцированной в составе десантно-штурмовой бригады в Афганистане.
В полной растерянности пожимаю плечами. Откуда мне знать, что Пушкин сделает? Может, просто за свою Таню морду набьет, а то, глядишь, и на дуэль вызовет. Так еще встретиться с ним надо, а это когда еще будет… и в любом случае я не Дантес и на «солнце русской поэзии» руки не подниму.
– Ты, – сильно и больно бьет меня указательным пальцем в грудь капитан Акосов, – назначаешься редактором ротной стенгазеты. Свой первый номер посвятишь творчеству Пушкина в разрезе задач, выполняемых нашей бригадой в Афганистане.
– Так… – обалдело заморгав, начал было отнекиваться я, но гвардии капитан не собирался ничего слушать.
– Не сделаешь, пеняй на себя, – отрубил ротный и коротко приказал: – Пошел вон!
Номер ротной стенгазеты я сотворил за два дня. Озаглавил я номер таким вот перлом: «А. С. Пушкин в строю 2-й ПДР. Лира рядом с пулеметом», там же была и моя одноименная статья. Оформлять газету мне помогал Муха, оказалось, что он неплохо рисует. Правда, изображенный на ватмане Пушкин вместо гражданской шляпы носил десантный берет и сильно смахивал на загримированного башкира, а уж на кого была похожа Татьяна, я так вообще промолчу, но это не так и важно. Статью про Татьяну Ларину, с учетом выполняемых нашей бригадой задач в ДРА, написал Леха. Содержание статьи? Ну что-то вроде того: «Никому не даст Татьяна, пока ее парень тут интернационализмом занимается, а вот уж когда он вернется-то…» Должен с грустью признать, что от моей помощи Леха при написании этой статьи категорически отказался. Половина прилагательных в этой статье были на узбекском языке с подстрочным переводом на русский.
За эту газету замполит роты (совершенно бесцветная личность) получил благодарность от начальника политотдела бригады, цитирую: «За оригинальное и свежее пропагандистское решение в воспитании личного состава подразделения в духе советского интернационализма». Газету у нас тут же отобрали и послали на конкурс в Краснознаменный Туркестанский военный округ. Там-то она сгинула. Но что для меня самое главное в этой истории – я подружился с Мухой и Лехой.
А. С. Пушкину
18 ноября 1980 г. из Афганистана в Иномирье.
Милостивый государь Александр Сергеевич!
Вы только представьте, как надо знать и любить Ваше творчество, чтобы связать Вашу изумительную поэзию со вшивой, полуголодной и постоянно матерящейся десантурой в Афганистане. Я такую попытку дерзнул предпринять, опубликовав сей скромный литературный опыт в рукописном издании «За Родину!». К моему глубочайшему сожалению, этот номер, в силу не зависящих от меня обстоятельств, не могу Вам представить для одобрения и корректуры. Смиренно приношу Вам свои извинения за то, что ранее в своей рукописи безосновательно позволил подвергнуть сомнению девичью честь Татьяны Лариной. Но и без Вашего вмешательства честь и достоинство Вашей героини успешно защитил командир гвардейской роты капитан Акосов.
Надеюсь, что, учитывая эти обстоятельства, Вы не станете при возможной встрече в Иномирье бить меня по лицу и вызывать на дуэль. Ну а если все же… то ставлю Вас в известность, милостивый государь, что в любом случае я не Дантес и на «солнце русской поэзии» руки не подниму.
С глубочайшим почтением и совершенной
преданностью честь имею быть,
милостивый государь,
Вашего поэтического превосходительства
покорнейший слуга
гвардии ефрейтор Б***
Афганистан. провинция Кундуз. В/ч 44585
1980 год от Рождества Христова
Выписка из боевого формуляра в/ч 44585
Так вот, с Мухой и Лехой я дружил. А с остальными? Да, в общем-то, обычные отношения были. С земляками традиционно товарищеские, с большинством приятельские, кого-то терпеть не мог, с некоторыми частенько дрался. Не было у нас в роте большой и дружной армейской семьи. Большая и дружная армейская семья… здоровый воинский коллектив… басни все это. А уж если об армии как о семье говорить, то уместно другую поговорку вспомнить, вот эта житейская мудрость, как выстрел хорошего снайпера, в «яблочко» попадает: «В большой семье еблом не щелкай!» Ничего, все нормально, как и в любом армейском коллективе.
– Не могу больше эту парашу жрать. – Я брезгливо посмотрел в термос, который наряд по роте притащил с батальонной кухни, и убрал свой котелок. Каша-сечка без масла, каждый день одно и то же.
– Не хочешь – не жри, – безразлично ответил, помахивая черпаком, наголо стриженный рослый боец моего взвода Витек, он сегодня раздатчиком был.
– Отойди – предложил он, – не задерживай народ.
У четырех принесенных термосов собирались вечно недовольные едой бойцы.
– Так что мне голодным, что ли, ходить? – ища сочувствия, заорал я и посмотрел на соседей.
Муха и Леха промолчали, а вот еще один боец из нашего взвода:
– Хочешь – ходи, – разрешил Филон, усмехнувшись, посоветовал: – Не хочешь – не ходи, все в твоих руках.
В моих руках был только пустой алюминиевый котелок, и совет высокого, дочерна загорелого и бритого наголо Филона я воспринял как оскорбление. Уставился в его серые глазки и заявил:
– А вот ты в своих руках даже х… удержать не сможешь.
– Думаешь, тебя земляки защитят? – засопел Филон.
– Да я сам за себя отвечу! – явно нарываясь на драку, вызывающе бросил я.
Вечером за ужином было скучно, хотелось развлечений, хотя бы и просто подраться, тем более худощавый Филон впечатления сильного противника не производил.
– Ты что, – останавливая, дернул меня рукав х/б Муха и предупредил: – Он же тебя враз уроет.
– Кто? – Я презрительно посмотрел на Филона и пнул ногой по термосу. – Этот, что ли?
– Филон, оставь его, – попросил Леха, пытаясь протиснуться между мной и Филоном.
– Филон, – вмешался подошедший к нам замкомвзвода Фаик, – проучи этого шнурка, а то, я смотрю, он совсем оборзел.