5том. Театральная история. Кренкебиль, Пютуа, Рике и много других полезных рассказов. Пьесы. На белом камне

Франс Анатоль

Жермена.Мне кажется, что мужчины — даже самые умные — ничего в этом не смыслят. Любая дурочка может убедить их в чем угодно. Их ослепляет тщеславие. Но женщин не проведешь притворством. Они прекрасно различают, какие чувства скрываются за комплиментами.

Належ.Вы в этом уверены?

Жермена.Вполне! Мы сразу видим, с кем имеем дело.

Належ.Да, вы, женщины, воображаете, будто наделены таинственным даром, волшебной палочкой, отыскивающей родники любви. Вам кажется, что вы безошибочно различите среди толпы того, кто будет вас любить сильнее и… лучше всех. Тут женщины не допускают ошибок. Они говорят об этом, они верят в это, — пока долгий опыт не выведет их из заблуждения. Я знавал одну итальянскую княгиню, уже глубокую старуху, которая славилась красотой в Милане и даже в Париже —

в те годы, когда французы носили нанковые панталоны и распевали песенки Беранже [141] . В старости она постоянно рассказывала разные истории своему внучатному племяннику. Однажды она произнесла, приступая к одной из них: «В то время я была очень хороша», — а молодой человек щелкнул языком, как бы говоря: «И своего не упускала!» На это княгиня возразила, вздохнув: «Ну, друг мой, уж если говорить откровенно, меня в жизни изрядно обкрадывали!» И правда: в таких делах и женщина и мужчина действуют… не скажу: ощупью, ибо это было бы не так уж плохо; не скажу: как в жмурках, ибо в жмурках кричат: «Берегись, берегись!» — они действуют под властью множества бредней и всякой чертовщины, как Дон-Кихот, когда он отправился к инфанте на славном коне Клавиленьо [142] .

141

…когда французы носили нанковые панталоны и распевали песенки Беранже — то есть в 20-х—30-х годах XIX в.

142

…как Дон-Кихот, когда он отправился к инфанте на славном коне Клавиленьо. — Имеется в виду эпизод из романа Сервантеса «Дон-Кихот» (т. II, гл. 40, 41). Герцог и его придворные, желая подшутить над Дон-Кихотом, уговаривают его сесть с завязанными глазами на деревянного коня Клавиленьо, который будто бы, преодолевая страшные опасности, перенесет его в королевство Кандаго, где Дон-Кихот должен спасти от злых чар инфанту Метонимию.

Жермена.Какой вы странный! Вы являетесь сюда из хижины угольщика и с помощью какой-то итальянской княгини и Дон-Кихота хотите убедить меня будто женщина неспособна заметить, что она… нравится… внушает известное чувство.

Належ.Вот именно, сударыня. Женщина может пройти мимо искреннего чувства, мимо глубокой страсти — даже не заметив их.

Жермена.Ну, не будем говорить о страсти! Мы не имеем о ней ни малейшего представления. Страсть нельзя распознать: ее никто не видел.

Належ.Никто, сударыня?

Жермена.Никто. Страсть — как гром: никогда вас не поражает. Однажды в Гран-Комба меня застигла страшная гроза. Я спряталась на ферме. Все небо было в огне, гром гремел не переставая. В ста шагах от меня молния расщепила тополь от верхушки до основания. Я осталась невредима. Страсть — как молния: она страшит, но падает всегда поодаль. А вот симпатию, влечение женщина внушить может, вполне может… И это она всегда замечает.

Належ.Сударыня, я вам сейчас по всем правилам докажу обратное. Я владею научным методом. У меня научный ум. Я применил его к земледелию. Результаты получились плачевные. Но рациональный метод должен цениться сам по себе, независимо от тех или иных результатов. Итак, сударыня, я с абсолютной точностью докажу вам, что в большинстве случаев женщина замечает симпатию лишь тогда, когда эта симпатия поверхностна; и чем сильнее возбужденное женщиной чувство, тем менее она его замечает.

Жермена.Докажите.

Належ.Надо ли сначала дать определение тому… влечению, о котором мы говорим?

Жермена.Это излишне.

Належ.Нет, сударыня, это было бы не излишне, — но, быть может, это неприлично?

Жермена.Как? Неприлично?

Належ.Да, пожалуй. Точное определение может оскорбить вашу щепетильность. Но то, что я говорю, не должно вас удивлять, ибо, когда человек сидит около дамы, вот так, как я сижу около вас, и когда, смотря на нее, как смотрю я, он думает про себя: «Госпожа такая-то восхитительна», — то в этом размышлении… Оно ведь не оскорбляет вас, сударыня?

Жермена.Ничуть.

Належ.…То в этом размышлении имеется зародыш вполне естественной, физической, физиологической идеи, проявление которой, при всей

ее мощи и простоте, все же не согласуется с приличиями. Одно уж это размышление: «Госпожа такая-то восхитительна» — свидетельствует о том, что в уме, где оно родилось, проносится вереница пламенных образов, необычных чувств, необоримых желаний, которые следуют друг за другом, множатся, сталкиваются и затихают только при… Вообще не затихают, сударыня.

Жермена.Вы шутите.

Належ.Нет, сударыня, не шучу. Я лишь обосновываю дальнейшее рассуждение. Из только что изложенного следует, что если обыденный, пошлый, посредственный мужчина думает при виде вас: «Она прелестна», — и думает это бесстрастно, поверхностно, без духовного порыва, без вожделения, не сознавая даже того, что именно он думает и думает ли вообще, — то такой мужчина выказывает себя перед вами вежливым, любезным, приятным. Он разговаривает, он улыбается, он старается нравиться. И нравится. А между тем, если какой-нибудь несчастный тоже — и даже более искренне — думает, что она прелестна, но вместе с тем чувствует и всю силу этой мысли, то он сдерживается, скрывается, таится. Он опасается, как бы мысль эта, помимо его воли, не выдала себя в неуместном порыве; он смущен. Он мрачен и молчалив. Вы думаете, что он скучает, и вам самой становится с ним скучно. И вы решаете: «Бедняга! Как он утомителен в большой дозе». А все оттого, что он слишком хорошо сознает ваше изящество и обаяние, оттого, что он глубоко затронут, оттого, что он чувствует к вам сильное и благородное влечение, — словом, оттого, что он, как говорили в старину, совсем заполонен вами.

Жермена.Ваш герой немного смешон.

Належ.Несомненно. Он отдает себе полный отчет в несоответствии мыслей, которые занимают его, с теми, которые ему дозволено высказывать. Он сам считает себя смешным. И он становится смешным. Думать, что дама — это женщина, значит проявлять глупую странность, значит быть нелепым, неприличным. И эта мысль может вылиться в трагикомедию.

Жермена.И что же?..

Належ.И вот, вместо того чтобы рассказывать приятные вещи и ловко дерзать, человек становится печальным, застенчивым. Даже тот, кому это по природе и не свойственно. Отказываешься выразить то, что допустимо выражать лишь в сильно смягченном виде. Впадаешь в мрачное уныние, в какое-то давящее тупоумие…

Молчание.

Жермена.И тут уже нет выхода?

Належ (с живостью).Тут находишь выход при первых же дивных звуках любимого голоса. Подбадриваешься, оживаешь… и если ты мечтательный деревенский житель, отшельник, много размышлявший, бродя в лесах с ружьем, книгой и собакой, то начинаешь развивать общие теории, строишь системы, рассуждаешь о любви. Пускаешься в длинные доказательства. Подыскиваешь доводы. Доказывать что-либо хорошенькой женщине — безнадежная затея и тем не менее пытаешься доказывать. Становишься упрямым и напряженно, настойчиво развиваешь свою мысль… Или же…

Жермена.Или же?..

Належ.Или же внезапно меняешь настроение. Становишься веселым, легкомысленным, непосредственным, шутливым. То встаешь, то опять садишься, все разглядываешь, интересуешься пустяками. Говоришь: «Какая на этой шкатулке прелестная миниатюра». (Берет со стола шкатулку.)Кто эта напудренная дама?

Жермена.Это мадемуазель Фель!

Належ (сухо.)Вот как, мадемуазель Фель?

Жермена.Так мне думается по крайней мере. Можете сравнить с пастелью Латура [143] , которая находится в Сен-Кантене.

Належ (резко).Не премину, сударыня. Очень благодарен, что вы подыскали мне увлекательное занятие. Я посвящу ему свой досуг.

Жермена.Какой тон! Что с вами?

Належ.Ровно ничего. Продолжаю доказательство. Я сказал: разглядываешь все, шутишь… Шутишь неуклюже, резвишься, как слон. Или же… Вы следите за моей мыслью, не правда ли?

143

Латур Морис (1704–1788) — французский художник-портретист, писал главным образом пастелью.