666. Рождение зверя
Шрифт:
– Доброе утро, Михаил Сергеевич, – поздоровался Потемкин, – на Добрынинскую заедем.
– Как скажете, Кирилл Ханович.
Потемкин избегал сам садиться за руль. Во-первых, он был не дурак выпить. Во-вторых, его мозг был постоянно поглощен мыслительным процессом – как у компьютера, это могли быть одновременно десятки и сотни программ, которые работали автономно. При таком ментальном режиме сосредоточиться и вести машину в условиях московского трафика было немыслимо. Главное, что спасало, – хороший водила. Что это такое и чем он ценен, Кирилл понял после одного случая, который имел место зимой девяносто первого, во время первой югоосетинской войны. Тогда с группой товарищей из Верховного Совета он отправился в осажденный грузинской национальной гвардией Цхинвал. Так как с севера Транскам был перекрыт грузинскими селами, единственный путь в город лежал через «дорогу жизни» – наспех проложенную по предгорьям объездную колею. Поэтому водителя-проводника дорогим московским гостям дали самого надежного и проверенного. Это был Сослан – щуплый сорокалетний мужик. От его смуглого лица исходил внутренний свет, который пробивался через рот и глазницы, – своими пронзительно
Эту историю Потемкин вспомнил в тот день, когда осенью 2004-го столкнулся с Михаилом Сергеевичем. Кирилл жутко опаздывал во Внуково на рейс в Киев. А опаздывать ему было никак нельзя, так как, кроме своей умной головы, он вез с собой чемодан наличных для одного проекта в рамках избирательной кампании Виктора Януковича. Деньги необходимо было заплатить тем же вечером, иначе договоренности расторгались. То есть украинские товарищи сами наскребли бы нужное количество франклинов, но Кирилл при таком раскладе выпадал из цепочки. Потемкин поймал тачку – обычное такси, которым рулил седоватый плотный мужик лет пятидесяти со шрамом на правой щеке. К несчастью, в этот день случился очередной государственный визит очередного короля острова Чунга-Чанга, соизволившего слезть по такому случаю с пальмы, и Киевское шоссе было перекрыто наглухо. Судя по радиосводкам, шансы успеть на самолет стремительно приближались к нулю. Кирилл привычно паниковал. Но таксист, посмотрев на него, как-то спокойно и уверенно сказал:
– Будем минута в минуту.
И он это сделал – приехали даже раньше, чем было нужно. Расплачиваясь, Кирилл накинул тысячу рублей сверху, протянул своему спасителю руку и заглянул в его глаза, светящиеся, как у Мыкалгабырты: «Спасибо. Потемкин». «Вам спасибо, – пожал руку таксист. – Гаврилов, Михаил». Услышав имя-фамилию, Кирилл вспомнил Мыкалгабырту и записал телефон Михаила Сергеевича. Когда он вернулся, вопрос о том, кого взять себе в водители, отпал сам собой.
Гаврилов не зря получал у Потемкина жалование весьма выше среднего – оно того стоило, ибо он был водилой от бога. Ему не требовались никакие навороченные навигаторы – Михаил Сергеевич чувствовал пробки так, как зверь чувствует затаившуюся в лесу опасность. Единственный раз, когда промахнулся этот Акелла, был день гибели потемкинского отца. Впрочем, потом, анализируя события, Кирилл заподозрил, что водитель специально заехал в пробку, пытаясь помешать шефу успеть на самолет и тем самым сохранить себе теплое место. Гаврилов и впрямь служил Потемкину своего рода ангелом-хранителем – он несколько раз выворачивался из таких ДТП, из каких объективно никакого спасения не было. Поэтому он находился при Потемкине неотлучно, в том числе и в командировках. Если работа требовала долгого присутствия на месте, Михаил Сергеевич перегонял на позиции их боевой «ровер» и работал с Кириллом в поле. Неделю, две, месяц. Домашние тылы у Гаврилова были надежно прикрыты – после появления второго внука он мог спокойно отдавать себя работе. В этом они были схожи с Потемкиным – для него работа тоже была уже давно не работа вовсе, а образ жизни.
Пробиваясь к центру по Севастопольскому проспекту, Кирилл слушал передачу «Утренний разворот» на волне «Эха Москвы». Ведущий программы, начальник информационной службы «Эха» Владимир Варфоломеев, обсуждал с Эдуардом Лимоновым подготовку к очередному «Маршу несогласных». Варфоломеев как раз спросил своего гостя о его широко анонсированных планах баллотироваться в президенты России.
«Идея моего президентства сегодня шокирует некоторых, но не всех, – противно заикаясь, говорил Лимонов. – По мере приближения к выборам она будет казаться все менее шокирующей. В том, что оппозиция нуждается в персонификации, сомнений быть не может. Власть строго персонифицирована тандемом Путин – Медведев. Если мы взглянем на недавнюю историю: Лех Валенса в Польше, Нельсон Мандела в ЮАР, Вацлав Гавел в Чехии – мы везде увидим во главе народных движений фигуру, символизирующую и объединяющую протест. После семнадцати лет в оппозиции я стал такой фигурой в России. Я популярен, у меня есть решительность, я готов брать на себя ответственность. Я предлагал Каспарову и Касьянову триумвират оппозиции. Мое предложение не было принято. Потому я сам выступаю в крестовый поход. Если захотят помочь, буду рад».
– А по-моему, он просто хочет у Обамы хуй пососать, – неожиданно сказал Гаврилов.
Кирилл удивленно посмотрел на шофера:
– В каком смысле, Михаил Сергеевич?
– Ну как же… Он же пидар. Сам в своей этой книжке во всех подробностях расписал, как у негров отсасывал. Сначала у одного, потом у другого. И жопу им подставлял. Ну, любит он негров, что тут поделаешь! А Обама – самый главный негр. Не знаю, как там у них, у пидаров, но, наверное, симпотишный с их точки зрения. Вот Эдичка в него и влюбился. Заочно, так сказать. Сохнет по нему, как слесарь Иван Дулин по своему Михалычу в «Нашей Раше». А как же ему к Бараку Хусейновичу подобраться? Кто он – а кто Обама! Охрана не пустит. Другое дело, если Лимонов станет президентом России. Тогда Бараку, хочешь – не хочешь, придется с ним проводить переговоры на высшем уровне. В том числе один на один. Так и называется – «без галстуков». А там, глядишь, и без всего остального…
Гаврилов говорил все это абсолютно серьезно, с убежденностью. Было видно, что он действительно душой переживает в связи с этой коллизией, а не пытается рассмешить начальника. От такой непосредственности Кирилл расхохотался:
– Интересная версия, Михаил Сергеевич! Надо вам с нею на «Эхе Москвы» выступить.
– Да разве ж они позволят? Они там все такие же пидары, как Лимонов, – буркнул Гаврилов. – Не понимаю, почему никто до сих пор до этого не допер? Надо жену Обамы предупредить, Мишель эту. Ведь реальная угроза семейному очагу.
– Полный ахтунг! – колыхался пристегнутый ремнем к креслу Потемкин. – Да вам прямая дорога на Эй-би-си! Брейкинг ньюс: «Угроза национальной безопасности Америки опять исходит от России»!
Они как раз подъехали к зданию «Мединцентра» на четвертом Добрынинском переулке. В этой МИДовской поликлинике, учрежденной в советские времена при Главном управлении по обслуживанию иностранного дипломатического корпуса, Потемкин наблюдался последние десять лет – с тех самых пор, как понял, что если бесплатный сыр бывает только в мышеловке, то бесплатное медицинское облуживание – в морге. Бесплатное на то и бесплатно, что тебе самому оно не нужно.
Кирилл преодолел крутящуюся входную дверь и подошел к регистратуре:
– Доктор Петров у себя?
– Да, какой у вас номер карты?
– Двадцать шесть сорок восемь, – без запинки выпалил Потемкин.
– Поднимайтесь на четвертый этаж, кабинет 401, пожалуйста.
– Спасибо, я знаю.
Все терапевты делятся на две категории. Одни, врачи поневоле, ведут себя с пациентом примерно так, как российские футболисты на поле: они патологически боятся брать на себя ответственность и, получив пас, стараются как можно быстрее сплавить мяч коллегеспециалисту, в крайнем случае – выбить за пределы поля, то есть в стационар. Отдал – забился, забил – сменился. Другие, врачи по призванию, подобно бразильским форвардам, радуются любой возможности проявить свой класс, причем чем сложнее подача, тем большее моральное удовлетворение они испытывают. Доктор Петров принадлежал как раз ко второй категории. Будучи по натуре естествоиспытателем, он стремился принимать решения сам. Потемкин понял это несколько лет назад, когда пришел с болями в правом боку. Петров не стал дежурно отсылать его к гастроэнтерологу – сам диагностировал гепатоз и сам назначил лечение. При этом он всегда мог войти в положение пациента. Так, одно время он рекомендовал Кириллу завязать с выпивкой. Однако вскоре понял, что это нереально, и выписал профилактические препараты, которые Кирилл с тех пор постоянно пил курсами, защищая внутренности от последствий возлияний. Еще один вывод, к которому после случая с гепатозом пришел Потемкин, состоял в том, что не следует запускать проблемы, и надо время от времени мониторить собственный организм. Поэтому он использовал редкие – как правило, раз в год – расстройства для того, чтобы проконсультироваться насчет работы систем жизнеобеспечения.
Однако сейчас его привело к врачу отнюдь не расстройство. Скорее, наоборот. После гибели отца он вообще перестал ощущать какой-либо дискомфорт в организме. Ни головных болей, ни обычной ломоты в суставах, ни тяжести в животе, ни тахикардии… Ничего. Даже периодически мучавшая его бессонница пропала куда-то. Это было абсолютно необъяснимо. Отсутствие причин для беспокойства порой беспокоит куда больше, чем их наличие. Пытаясь прояснить для себя эту аномалию, неделю назад он пришел к Петрову и прикинулся ужасно больным, крича о панкреатите, циррозе печени и раке легких одновременно. Потемкин от всей души симулировал, вздрагивая и стеная при пальпации. Петров не устоял перед этим спектаклем: биохимия крови, моча, УЗИ, функция внешнего дыхания, кардиограмма, рентген и т. п. – были Кириллу обеспечены. Теперь, перед отъездом туда, где образ жизни вряд ли будет спортивным, он решил узнать результаты.
На четвертом этаже было пусто – видимо, профильная публика, обслуживающаяся в «Мединцентре», уже расползлась по отпускам. Кирилл нашел нужную дверь, постучал в нее и, открыв, заглянул в кабинет.
– Можно, Владимир Николаевич?
Петров – энергичный мужик средних лет с румяным лицом и белой, как и положено настоящему, побывавшему в Африке доктору Айболиту, бородой – сидел за столом и что-то увлеченно писал.
– А! Молодец, что зашел. А то я уж собирался тебе звонить. Проходи, присаживайся. Разговор есть.