7 дней в июне
Шрифт:
Жизнь продолжается, однако.
Эмигрант Пётр Михайлов. Калининград
Проводить ночь в воздухе становиться моей традицией. Сегодня мы летели из Москвы в Кенигсберг или Калининград, как назывался город в Федеральной России.
Большой транспортный самолёт, похожий на тот, который мы видели позавчера, изнутри был похож на ангар. Группа Усольцева, это пятнадцать человек, которые летели вместе с нами, должна будет обеспечивать нашу безопасность. Кроме них был ещё технический персонал для поддержки связи. В отличие от военных, эти ребята не скромничали и тащили с собой несколько огромных ящиков. На удивление, полёт продлился гораздо меньше, чем в первый раз и вся наша команда, загрузившись в четыре огромных грузовых автомобиля, ещё в час ночи выехала с аэродрома.
С Оскаром мы попрощались на взлётной полосе, он стоял у геликоптера и махал мне рукой на прощанье. Через десять минут он со связистом из группы Усольцева, должны будут лететь, чтобы доставить аппаратуру связи в Боргсдорф.
Поездка в кабине грузовика проскочила для меня незаметно.
Развёртывание центра не заняло много времени, и к обеду всё уже работало. Мы провели даже тестовый сеанс связи с Боргсдорфом.
Я вышел на улицу, когда ко мне подбежал запыхавшийся Усольцев: – От Оскара пришёл сигнал с просьбой о помощи, у них проблемы.
Я заскочил в аппаратную, радист торопливо перекоммутировал оборудование: – внимание, прямая трансляция.
Из динамика послышалось шипение, затем появился голос: «Специальное сообщение Берлинского радио. Сегодня части Берлинского гарнизона подняли мятеж против Фюрера, части верные законному правительству….»
– Идиоты – не выдержал я: – Слушай Усольцев, мне надо попасть в Боргсдорф, надо вытащить наших.
– Без тебя обойдёмся, ты здесь нужнее.
– Не обойдётесь, вы там ничего не знаете и без меня пропадёте.
Поздно вечером два вертолёта поднялись с прифронтового аэродрома рядом с Багратионовском.
Жизнь продолжалась.
Константин Зыканов, сотрудник прокуратуры, Кобрин.
О прибытии комиссии нам, усталым, злым и невыспавшимся, сообщил один из Саниных бойцов. В силу того, что его бойцы были исключительно белорусами – не в смысле национальности, а в смысле гражданства – приехавшие «комиссионеры» не вызвали у них каких-то особых эмоций – ну приехали и приехали, да и черт бы с ними. Их вообще не хотели пускать за оцепление, пока не вмешался чин из российского Минобороны – какой-то лощеный паркетный полковник. Полковник нас, пожалуй, поразил больше всего – как-то странно было видеть здесь человека в новеньком необмятом камуфляже, источающего запах дорогого парфюма, ну не вписывался он в картину. Полковник Головатов первым делом решил взять быка за рога и показать, кто в доме хозяин. Ввалившись в кабинет, он осмотрелся, и, словно делая нам одолжение, представился:
– Головатов, министерство обороны. – А после так, властно, – Докладывайте!
О как! Сейчас, шнурки поглажу – и метнусь. Очередной допрашиваемый немец, между тем, отреагировал четко – вскочил со стула, на котором он сидел и, щелкнув каблуками грязных сапожищ, вытянулся в струнку – слов полкана он, конечно, не понял, но гордый профиль (где такие носы выдают?) и самоуверенный вид произвел на ганса впечатление. Интересная, кстати, особенность. Вот что у немцев, что у братьев с юга, несмотря на географическую отдаленность друг от друга, есть одна общая черта – врожденное чинопочитание. Такое ощущение возникло, что немец сейчас закричит «началнык», а потом мы услышим от него незабвенную фразу «не имеете права, старший приказал». Что-то я отвлекся со своими размышлениями. Надо брать ситуацию в свои руки.
– Потрудитесь представиться, как положено, будьте любезны! – сказал я, накидывая на себя ранее снятую куртку, которую Головатов явно не заметил. О! – появление фигуры равной весовой категории произвело на него впечатление. – Боец, посадите немца, – ботаник-лингвист надавил на плечи здоровенного фрица, который так и стоял по стойке «смирно», тот послушно плюхнулся на стул. Товарищ Кулькин, продолжайте, пожалуйста, – Саня, тоже офигевший от вида полковника, продолжил печатать недоконченное предложение.
– Полковник Головатов, пресс-служба министерства обороны.
– Замечательно, полковник. И что же вы хотите?
– Я направлен вместе с общественной комиссией для изучения военных преступлений немецко-фашистских захватчиков на временно оккупированной территории. Комиссия создана и направлена по распоряжению Президента, с целью документирования преступлений в зоне боевых действий. Члены комиссии ждут в коридоре.
– Давайте договоримся так: мы сейчас закончим допрос, а после этого вы позовете сюда членов комиссии, и мы подумаем, чем мы сможем вам помочь.
– Вы что, не понимаете? Комиссия направлена Президентом. На вашем месте я бы…
– Вы не на моем месте, поэтому потрудитесь подождать. Товарищ капитан, много еще осталось? – спросил я Саню, подмигнув ему. Саня понял с полуслова.
– Где-то полчаса, никак не меньше.
– Значит, полчаса. Пока у вас есть время выйти на футбольное поле, там сейчас работают наши сотрудники, так что с картиной того, что здесь происходило, вы сможете ознакомиться, так сказать, прямо на месте. Там находятся наши сотрудники, они вам помогут.
– Хорошо. Надеюсь, что те сотрудники будут более любезны к представителям командования. – Процедив сквозь зубы эту фразу, полковник «очистил помещение».
Ха-ха. Три раза. Сейчас ты посмотришь, что такое настоящая любезность.
На самом деле с очередным унтером мы уложились в десять минут. Саня побежал проверить, как тащат службу его подчиненные, а я обошел комнаты, в которых содержались пленные. Хорошо, что приехавшие из Минска эксперты привезли нам в качестве презента от «братьев по разуму» из белорусского комитета неслабую охапку пластиковых одноразовых наручников – они нам сейчас очень пригодились. С учетом того, что народу у нас было немного, а «объем работ» – наоборот, очень большой, каждого из фрицев упаковали в «подарки». На кой черт нам нужны приключения с попытками к бегству?! Немцы, как уже допрошенные (большинство) так и пока неотработанные (ух-ты, всего пять человек осталось, да мы просто стахановцы, оказывается) лежали вповалку в отведенных им помещениях – мужской и женской раздевалках. Спите? Ну, спите, спите. Мешать не буду. Спали, впрочем, не все. Зейберт о чем-то шушукался с двумя своими эээ… подельниками, один из которых, кстати, владел русским языком. Собственно, ничего страшного в этом не было – они уже допрошены, сговариваться им вроде не о чем, но что-то в их поведении заставило меня насторожиться. Надо, пожалуй, к ним пару человек из Саниных поставить – блюсти, так сказать, порядок содержания под стражей.
Когда я вернулся к допросной, члены комиссии и полковник были уже на месте. Видок у них был… Прямо скажем, не очень был видок. Ба! Знакомые все лица!
– Здравствуйте! Рад вас видеть!
– Здравствуйте!
А уж я-то как рад… Член Совета Федерации, которого мне в свое время довелось допрашивать (в Совете Федерации он тогда, правда, не был), видимо, представлял здесь Всероссийский еврейский конгресс (а вот там уже был – причем гмм… на первых ролях). Помнится, мы с ним тогда на «ты» перешли. Ну, Борей я тебя называть не буду, неправильно поймут, но персонально пожать лапу – стоит. Остальные тоже были частично опознаваемы – Борщов, Лучкин, какая-то дама – судя по всему из их компании, а кто у нас с другой стороны? Слизова, Торкин, еще какой-то мужик. А эти кто? Судя по бэйджикам с надписью «пресса» – корреспонденты. Ух ты! Латыпова! Живьем! Кто ж тебя пустил-то сюда? Надо было еще Масюрик с собой прихватить для полного счастья. Так… Этот в форме – видимо, военкор. А этот, бородатый. Блин, Паша Фельгауэр! Да они что, издеваются, что ли? Еще несколько корреспондентов были мне незнакомы, понять, кто и откуда было сложно, но, судя по всему, баланс изданий как-то соблюдался. Странно, неужели телевизионщиков не прислали?