7. Найм
Шрифт:
– Я похожее у Укоротичей проходил в Киеве. Тогда мне кузнец ошейник холопский надевал. И повторить пришлось в Рябиновке, где тогдашний кузнец мне мало-мало шею не пропорол, тот ошейник снимавши.
– А у Прокуя мозги работают — сразу сообразил:
– Так такую же хрень можно и на шею одевать! Замочек защёлкнул, верёвочку привязал и тащи дурня куда хочешь.
– «Веревочку» — не пойдёт, перегрызть может. Цепочку надо.
Средства быстро и надёжно ограничить рукомахание собеседника — здесь нет. Чувствую я — мне оно скоро потребуется. Уже нужно. Силушки у меня маловато. Прижать, придавить, остановить взрослого мужика — не получается. Всё какие-то хитрости-манёвры. Вот этого «юмориста морковного» я сегодня три раза поймал. На дрючок, на пинок и на воротину. А толку? Каждый раз спешно
Чтобы вести серьёзный разговор нужно убедить в своём превосходстве. Ну, хотя бы, в равенстве. Вызвать уважение. А для хомнутых сапиенсов уважение начинается с габаритов. Кто толще — тот и уважаемее. Эта норма во многих человеческих культурах прямо вбита. Цепочка: «дородный-толстый-важный-главный» и в русской традиции звучит постоянно.
«Помнишь, как бывало Брюхом шёл вперёд, И крестом сияло Брюхо на народ?».Я этому инстинктивному представлению аборигенов о «начальственности» — не соответствую. Нет, если со мной поговорить, я любому мозги так промою… Но ведь для этого нужно человека остановить, заставить слушать… Палкой там, по лодыжкам… для улучшения слуха и зрения… Вот наручники с ошейниками очень для этого подходят. Для фиксации слушателя в пространстве. А иначе… иначе убивать придётся. А мне это как-то… Нет, я уже умею, я уже начал и не остановлюсь. Но покойников себе нужно выбирать самому. Не следуя их личным капризам и глупым предубеждениям.
– А на какой размер тебе сковать надо? Ну, руки-то у людей разные.
Хорошо, что Прокуй — ребёнок, подросток. Нормальный кузнец меня бы просто послал. Похмыкал бы, головой покрутил. «Да не… Не, низя… У нас с дедов-прадедов в заводе такого не было…». Может, и пальцем у виска покрутил бы. Поблагодарил бы за угощение и пошёл бы рассказывать по городку про «придурка с Пердуновки». Который «на железяках свихнувши…».
Ни один нормальный мастер… Но Прокуй не мастер! Он ещё ученик. Ему это ещё интересно. Не — «кто-с-кем-спит», не — «где-что-почём». Ему интересно «как бы эту хрень уелбантурить». Для него эти дела кузнечные — не дело, не служба, не источник хлеба насущного — «отстоял и ладно». Для него это всё — ещё игрушки, развлечение, забава. Он не думает: «да кому это надо», «да на что оно? — есть же известное», «да кто это купит?». Вся рыночная сторона нового изделия ему пока не интересна. Интересно — сделать. Любопытно ему. «Любопытство сгубило кошку»… Это я сегодня насчёт Мараны подумал. А «котёнка»?
Не по науке управления, не по рекомендациям от «нации эмигрантов», не страхом, не «эдемом», не «златом-серебром» — работой. Сманить человека невесть куда грязной тяжёлой неопределённой работой… Но — пробуем.
– Мне на разные размеры надо. И на руки, и на ноги, и на шеи, и на пояса. Сколько, каких размеров… сейчас не скажу — надо смотреть. Крепёж между колечками, замки в них… есть разные задумки — надо пробовать. И ещё кучу разных… разностей сделать надо. Ты пилу циркулярную ковал? Нет, не поперечную, а циркулярную. А зажигалку типа «зиппо» — сможешь? Не знаешь — не беда, научу. Покажу, нарисую, дам попробовать. Много я чего знаю, но мне с Рябиновки — сюда не наездиться. Хочешь учиться — пойдём со мной. «Нет» — буду искать из здешних подмастерьев толкового. Почему это — «толковых нет»? Да я и твой-то толк покуда только на словах видел. И инструментом своим передо мной хвастать без толку — я в этом деле мало понимаю. А вот что у меня в Рябиновке полная кузня стоит, со всеми причиндалами — я знаю. Я и голого взять могу — лишь бы с головой был. Так что — решай. А то я другого искать пойду: «кто не спрятался — я не виноват».
Прокуй аж извертелся весь на лавке. «И хочется, и колется, и мамка не велит» — не просто народная мудрость, а прямо-таки норма жизни. Проблема выбора в условиях неопределённости. Как я понимаю, в своей недолгой жизни Прокуй никогда таких разговоров по такой тематике… Слова-то непривычные, игрушки-то новые… Но — боязно. Куда-то ехать, с какими-то незнакомыми людьми… А ну как обманут? «Колется»… Ну тогда по народной мудрости:
– Я бы пошёл… Ну… Дык мамка-то не пустит. Вот.
– Мне твоё решение интересно — если ты ко мне идёшь, и по всякому моему слову дела делать будешь, если с тобой можно как с мужем добрым… Соплей ходячих — мне там не надобно, спрос будет как с мастера. Даром кормить не буду. А с мамкой твоей мы это дело решим.
Насуплено разглядывает меня. Верит и не верит. Похоже, что мой «как-бы боярский статус» произвёл на него впечатление. Вроде, «вятший человек» — такие-то «на Святой Руси» как раз и «дела решают».
В поварню, придерживаясь за стенку, вошёл Ивашко. «Зелёный-презелёный как моя тоска». После моих вчерашних вычищально-промывальных над ним издевательств, его покачивало на каждом ветерке. А переступить через лавку, чтобы сесть за стол, он смог только с третьего раза. Чуть не завалился. Извини, «слуга верный», но судя по удивлению Мараны при виде тебя «в числе живых», я той четверть-ведёрной клизмой — тебе жизнь спас.
– Здрав будь, Иван Акимович. Дозволь спросить.
Глаза у Прокуя сразу распахнулись. Назвать человека по имени-отчеству — высшая степень уважения. Здесь так только к князьям обращаются, да к высшим боярам временами.
– Как здоровье-то, Ивашко? Ходить, вижу, можешь.
– Да что здоровье! Не помер и ладно. Твоими, господине, трудами да заботами. Вспомнить соромно… Не об том спросить хочу. Как гурда-то моя? Ханычу отдашь или себе заберёшь?
– Г-гурда? Настоящая?
Факеншит! Никогда не слышал, чтобы гурду, булат или дамаск — подделывали. Оно же проверяется на один сгиб-удар. Если подделка ведёт себя так, как оригинал, то оно — то самое и есть. Не хорошо — Прокуй влез в разговор взрослых без спроса. В нормальном доме — оплеху и пшёл вон из-за стола, неуч. Давать оплеуху — забота старшего за столом. Моя забота… Дошло.
Под моим внимательным взглядом Прокуй смутился, закрыл глупо распахнутый от изумления рот, заёрзал на скамейке. Потом встрепенулся, задрал нос и нагло уставился на меня. Нагло, но неуверенно. Дерзок. Ох, будет у меня с ним хлопот. Но… нужен кузнец. Будет сильно вредничать — пинком вышибу. А пока можно и объяснить. Сделав вид, что сделал вид, что не заметил его «поперёд батьки» выскакивания в разговоре:
– Есть у меня в хозяйстве одна сабелька. Гурда. Самая что ни на есть настоящая. Хороший клинок. Но — с норовом. Вот добрый гридень Ивашко помилку сотворил, сам чуть без головы не остался, да и сабля от него ушла. Спряталась. Пришлось самому идти искать. Еле вызволили. Теперь сижу-думаю. Другой у меня мечник в службе есть — ханыч торкский. Славный рубака, добрый воин. Но у него — своя сабля. Тоже славный клинок, древний. Под сто лет.
Это я так хвастаюсь. Дым пускаю, мордами торгую. Намёки намякиваю.
Прокуй заворожённо смотрел мне в рот. Всякая наглость с его физиономии слетела. Одни восхищения с изумлениями остались. Будто я ему сказку волшебную рассказываю. С чудесами. Ханыч, торк, столетний клинок, гурда заговорённая, сабля спряталась, её вызволяли… Живут же люди! А тут… повезёт — будешь всю жизнь гвозди для подков конских ковать…
– А, боярич, будь по-твоему! Пойду я к тебе! Давай по рукам! Буду всякую работу кузнечную делать, какую ни скажешь. Но только инструмент мой забрать надо. И с мамкой…
Ну и хорошо. Я начал командовать. Гостимилу — опять лошадь запрягать. Сухан с Марой… блин, ещё не закончили. Да, тяжек путь к совершенству. Ихний дао… он долгий такой. Жаль, очень интересные сценарии не срастаются. А без Сухановской еловины… как голому на мороз. Ивашко… нет, пусть лежит. С таким лицом хорошо в травке прятаться — полная мимикрия. Поди, и зайчик ошибиться может — ухо там, отгрызть или ещё что. Николаю — суму с письменными принадлежностями. Ноготку — напомнить как бить надо, чтобы под «Русскую правду» не попасть. Где Чарджи? Куда этот блудливый торк подевался? Хватит спать — пошли, посмотришь. Как на что? На ласкающее твою душу зрелище — как твоего господина убивать будут. Пару мужиков из гребунов. Ваше дело молчать, ни во что не встревать, как скажут — таскать. Чего-чего — чего скажу. Тронулись, с богом.