730 дней в сапогах
Шрифт:
– А я знаю, чего?! – завопил испуганный Рудольф.
– Ну, пошли.
– Мне не надо, тебя только вызывают!
Час от часу не легче. Лёха понятия не имел, чем занимается начштаба. Наверняка хочет сказать, что дембель рядового Тальянкина отменяется. Служить ему ещё полгода, но уже не в кочегарке, а вечным мойщиком посуды! Или, действительно, в «куски» записали? Не шутил насчёт прапорщика! Или светит дисбат за систематическое нарушение дисциплины. Похмельные страхи трясли мозг Лёхи, переворачивая извилины друг за друга. Но, чему быть, того не миновать, Тальянкин уверенно стукнул в дверь кабинета.
– Товарищ подполковник, рядовой Тальянкин по вашему приказанию прибыл!
– Товарищ Тальянкин! – торжественно поздоровался начальник штаба части.
Начало многообещающее. Хана, в шматы записал!
– Разрешите мне от имени командира части, всего командования, поздравить вас с окончанием срочной службы и вручить Грамоту от командования, адресованную вашим родителям!
Что поделать-то? Лёха молча разрешил.
Со счастливой улыбкой Тальянкин вышел из штаба. Самые страшные прогнозы не оправдались! Несколько доз убойной браги «на старые дрожжи» быстро вывели Тальянкина из строя. До кочегарки его довёл Серёга…
А потом Лёха узнал, что его вызывает Командир. Тальянкин, пошатываясь, потопал в штаб. Перед дверьми кабинета его встретили зампотыл и зампотех.
– А ну, пошли к нашим свиньям! Посмотрим, что с ними сотворил!
– Я уже давно не служу в свинарнике!
– Нет, ты только вчера там пил самогон с Саввою! Мы знаем, нам Палёный доложил!
Опять этот Палёный, падла! Убить его мало, ведь уже давно дембельнулся! Стоп, он что, из дому докладывал?
– Палёный подал рапорт по окончании службы и теперь гражданским работает на свинарнике. В хлеву и живёт – там ему самое место!
– Не был я там!!!
Но Лёху никто не слушал.
– Служил ты довольно скверно! – сказал командир, пролистывая «Личное дело» рядового Тальянкина. – Автомат в руках держал всего три раза! А знаешь ли ты норму?
– Никак нет, товарищ полковник.
– А норма – семьсот тридцать раз!
– И на бронетехнике почти не был, – подливал масла в огонь зампотех. – Какой же ты защитник Родины, если за рычаги дёрнул всего шесть раз! И не смог завести памятник «саушку», когда я приказал!
– И в тылу с тебя один убыток! – добавил зампотыл.
– Я же сложил дембельский котёл! А памятник завести не было никакой возможности, там солярку не залить было!
– Не нужно оправданий, Тальянкин! – сказал командир. – Сейчас идёт комиссия по расследованию краж воинского имущества. Там на тебя материалу, больше трёх лет!
– Дисбата? – убитым голосом спросил Тальянкин.
– Нет! Ты ведь на юрфак поступать собирался?
– Так точно!
– Хоть отвечать по Уставу научился.
– Так точно, – тупо повторил Лёха.
– Тебе при поступлении нужна такая характеристика?
– Хорош в бирюльки играть! – отрезал Командир. – Короче, в Афган рапорт писал?
– Писал, – вздохнул Лёха. Неужели, всё заново?
– Вот тебе и карты в руки! Сейчас садишься, пишешь рапорт с просьбой отправить тебя на сверхсрочную службу в ограниченный контингент советских войск в ДРА!
Вот так поворот! Какой теперь Афган – ищите дураков!
– Либо ты не садишься писать, а садишься в тюрьму на три года с начальным сроком принудительного лечения от алкоголизма!
– Да я, да вы… Вы же сами мне «Грамоту» давали!
– Это родителям твоим, а тебе надо в Афган, принести почёт нашей части, понял?
– Мне подумать надо.
– Только до трёх, я сосчитаю до трёх, и ты дашь нам ответ! – скомандовал зампотех.
– Раз!
– Два-три!
– Я не успел решить!
– Ты меня уже вывел, Лёха-дембель! – зампотех тряхнул Тальянкина за грудки. Аж дух захватило!
– Лёха! Дембель! Дембель!!! – Рудольф тормошил Тальянкина. – Домой пора, домой!!!
Лёха спросонья, ничего не соображая, сгонял в душ, напялил на себя гражданку и, через три минуты стоял в строю дембелей перед штабом.
Через полчаса подали автобус.
Как ни странно, служба на этом не закончилась. Дембелей отправили на пересыльный пункт, построили в одну шеренгу. Провели «вечерний осмотр», изъяв неположенные предметы: фотографии на фоне военных объектов, приборы ночного видения, офицерские знаки отличия, шлемофоны и рации, штык-ножи…
В ожидании самолёта дембелей разместили в палаточном городке. Лёху, Рудольфа и Алискера отправили в парикмахерскую, дабы не позорили честь КДВО.
В парикмахерскую они, конечно же, не пошли. Зато попали в бар! Алискер повстречал земляков на базаре и остался с ними. Лёха с Рудольфом вернулись в палаточный лагерь. В сумерках происходили странные вещи. По рядам лавок ходили остроносые, заставляя «поклониться Кавказу», расписавшись на червонце. Многие безропотно подчинялись. Поэтому сборщики неслышно пробрались до Лёхи. Тальянкин сорвал у Рудольфа солдатский ремень, закрутил его на руке и помахал бляхой в воздухе. Кланяться ему не стали, но из палатки ушли.
Поутру дембелей застроили на площадке. Произвели повторный «вечерний осмотр», изъяли у потерявших бдительность остатки недозволенных вещей. Выдали военные билеты и мобпредписания. Лёхе, Рудольфу и ещё четверым хитрожопым документы не вернули.
– Не хотели подстричься за десять копеек, наш парикмахер обкорнает вас за целковый!
И точно такой же лиловоносый (не близнец ли?) парикмахер, точно такой же механической машинкой, такими же дрожащими руками оболванил Лёху наголо!
– Ставь рупь на стол! – сказал он, отвернувшись. Парикмахер продувал волосы с машинки в гнутое цинковое ведро.