730 дней в сапогах
Шрифт:
Чмырь сделал шаг от раковины.
– Цок!
Ещё шажок.
– Цок!
Во, дела!
– Как ты это делаешь?
– Я, я ничего не делаю!
– Ну-ка, пройдись!
– Цок-цок-цок!
– Палёный, сядь!
Палёный сел.
– Ноги на лавку поставь!
Палёный закинул босые ноги на скамейку. Иссиня чёрные пальцы покрывали толстые грязные ногти, загнувшиеся до самого пола! Вот тебе и цок-цок-цок!
– Всё отстирал?
– Так точно!
– Шагом марш в Ленинскую!
Палёный
– Вот тебе ножницы, обстриги ногти, понял?
Лёхин приказ особого энтузиазма не вызвал. Палёный хотел спать, зевая во весь рот, он не хотя начал состригать свои цокалки.
– Кому носки стирал?
– Много кому, а тебе не буду!
– Почему ты чмо, Палёный?
– У меня поддержки нет, вот почему!
– Откуда ты?
– Из Москвы.
– Ясно. А почему ты Палёный?
– Спалился.
– Когда?
– Я в свинарнике служил. Деды у нас бухали.
– Тебе, небось, перепало?
– Отпил чуть-чуть, пока банку нёс. Потом уснул с бычком в хлеву. Ну и спалил шинельку вместе со свиньями.
– Все свиньи сгорели?
– Одна только. И ту зампотыл забрал, сволочь.
– А потом что?
– Потом в дивизион пришёл фазаном. Стали издеваться: бить по лицу и по яйцам, заставили работать наравне с гусями, а потом и с духами.
– Теперь дедом носки для духов стираешь?
Палёный всхлипнул.
– Своё-то, когда последний раз стирал?
– Некогда мне! Тальянкин, я спать хочу.
– Мотай-ка в умывальник и стирай своё тряпьё!
– Дак ведь, не высохнет до утра!
– Сырое оденешь, не сдохнешь.
– Да чё я себе стирать-то буду?!
Вот же, мразь какая! Лёха разозлился.
– Бегом! – прикрикнул Тальянкин, подражая голосу Быдуся. Сработало.
Палёный снял хэбушку и исчез в умывальнике.
Лёха дописал письмо и пошёл проверить, как там Палёный?
Палёный включил воду, бросил в раковину свои шмотки и завалился спать на деревянную скамейку.
Лёха вздохнул. Разве это человек? Что он сможет сделать без внушения? Это же декоративный щенок, уделанный собственным помётом – который и жрать без пинка не станет!
– Вставай, придурок! Забирай свои шмотки и спи, чмо!
– Это ты чмо! Зачем мою хэбушку замочил?
Что делать, пришлось врезать чмырю по лбу, для его же блага.
Палёный умолк, вскочил на ноги и принялся усердно шоркать своё тряпьё.
– Что тут за кавардак? – раздался голос дежурного по части.
– Палёный вещи стирает.
– Твои, Тальянкин?
– Свои я стираю!
– Тебя, дебила, не спрашиваю! Тальянкин, что ты гонишь? Он своё ни в жизнь не постирает! Уж я-то знаю.
– Я его заставил.
– В этом, любезный, я нисколько не сомневаюсь!
Вот и попал рядовой Тальянкин
– Почему в каптёрке свет горит?
– Сейчас выключу.
– Открой-ка двери!
Так и фишку прозевал! Теперь – в немилость к покерам, что похуже шакальего чёрного списка…
И пошли чёрные дни. Один за другим. Под жёстким прессингом азиатов пришлось Тальянкину работать наравне со всеми. В нарядах по столовой Мага его ставил исключительно в мойку. Одного. Но Лёха не позволял себе опускаться до уровня Палёного. В мойку он надевал старую хэбушку и сбитые сапоги. Свежее бельишко Лёха доставал за счёт сохранившихся связей кое с кем из тыловиков.
В самый зной посреди лета, когда Лёха, обливаясь едким потом, принимал в окошке мойки грязную посуду: сердобольный прапорщик подал ему в скользкую от жира ладонь – кусочек сахара с офицерского стола.
– Это почему не в тарелке?
– Это для тебя, сынок.
Папаше было немногим за тридцать…
Закурив, Лёха подумал. Он осознал всю глубину своего падения. Неужели и зампотыл в пророках? Сейчас выполняю положенную солдату работу, скоро начну «помогать» другим, затем выполнять разные поручения, а потом пахать за всех в полный рост: стирать, гладить чужое бельё и чистить сортиры!
Маге он больше не нужен. Зачем тому лесная тропа Бати, если в распоряжении весь автопарк части? А каждый азиат считает своим долгом зачмырить Лёху. Частенько приходиться вскакивать по ночам, отбиваться от двоих-троих сослуживцев, отказываясь «помочь наряду». Долго ли продлиться столь шаткое положение?
Ужасно осознавать мрачное настоящее, уверенно прогнозировать тёмное будущее, не имея ни сил, ни возможности что-либо изменить!
Но вылезать из нарядов надо. Жизненно важно выползти из клоаки общих работ, выкарабкаться любой ценой! Хоть бы и собственных зубов.
Лёхин план осуществился уже на следующее утро. Для этого не понадобилось отчаянных жертв. Всё оказалось гораздо проще. В связи с увеличением объёма работ на строительство гаража потребовался ещё один специалист.
– Есть кто каменщик? – спросил майор у строя.
– Я! – отозвался Лёха.
– Где и сколько работал?
– Год до армии на строительстве ГРЭС! – соврал Лёха, не моргнув глазом.
– Разряд?
– Четвёртый.
– Как умудрился получить?
– СПТУ с Красным дипломом!
– Сегодня же приступаешь к работе! Проверю твой четвёртый разряд!
Лёха чувствовал себя немного Остапом Бендером, и это придавало ему сил. Кирпич он клал однажды в жизни, когда помогал отцу строить гараж. Попытка, не пытка. Глядишь, до конца лета можно профилонить. Господь не выдаст – свинья не съест!