730 дней в сапогах
Шрифт:
Спустя две недели любовь Кучмона достигла апогея. С утроенной энергией он шпынял Вольфа, ожидая ответа. А на тыльной стороне левой ладони он написал ручкой: «Люба Любофф», – о чём прознал Серёга.
Адресант решил помочь адресату увековечить имя подруги по переписке. Поздно вечером он появился в кочегарке, подсел к Кучмону и тактично намекнул, что пацаны накалывают имя бабы на руке.
– Да любая баба сразу даст, как только увидит! – сказал он.
Серёга искусно нарисовал поддельную татуировку на своей руке и показал Кучмону.
– Ляриса! Сам писал?
– Могу тебе как самому врубастому кочегарщику сделать такую же.
– Э-э не-э, мне такой на нада! Ты мне сделай Люба Любофф!
Сказано, сделано. Утром Кучмон пришёл на насоску и выколол имя, жгущее его сердце!
Лёха обратил внимание на грязную руку Кучмона, отворачивающую кран подачи топлива. Это оказалась непростая грязь, а художественная, выполненная готическим шрифтом.
Л ю б а Л ю б о ф ф
Разобрав буковки, Лёха едва не свалился со стула. Он прикрылся «Историей древних веков» и затрясся в беззвучном смехе. Только оказавшись на насоске, Тальянкин расслабился. Друзья хохотали позабытым с гражданки жизнерадостным весёлым смехом.
– Любофф, Любофф! Ха-ха-ха, аха! – надрывали животы солдаты, валяясь на зелёной полянке.
Недоумевающий Бутай постоял на крыльце, поворотил плоскоплиточным носом, тупо поморгал нависающими почти до скул веками. Этим только добавил смеху! Затем Бутай так же тупо развернулся и удалился под взрывы хохота.
Друзья планировали продолжить историю любви Кучмона. Письмо от Любы решили вручить ему, когда Вольф получит ответ от своей подруги.
Вмешательство или покровительство самого Провидения воспрепятствовало этому. Кучмон получил обратно свой конверт с сотней штемпелей, пробитых по длине конверта вдоль и поперёк. С отметкой: «Этого адреса не существует». Так добросовестная советская почта обломала психологический эксперимент.
И только Рудольф радовался, когда взял письмо у почтаря. Прочитав прежний адрес, он просто уржался до колик в животе! А потом … отдал его Кучмону!
В результате Лёха получил свои пять банок сгущёнки, Вольф отхватил вдвое больше тычков, а Рудольф схлопотал от обеих сторон!
Кучмону за его издевательства досталась глубокая и несводимая татуировка: Л ю б а Л ю б о ф ф.
Как знать, может он ещё и встретит если уж не Любу, то Любофф, непременно!
ДЕМБЕЛЬ
Всему бывает конец: трагический или драматический, иронический или счастливый, весёлый или поучительный. Для службы в армии, мёдом ли она была, дёгтем ли, дембель всегда желанный. К нему готовятся задолго до приказа о демобилизации. Старики ищут нулёвую парадку, готовят дембельский альбом, приобретают кучу разных значков, зачастую не имеющих отношения к их службе. Любители побрякушек умудряются напялить одновременно совершенно несовместимые знаки отличия. Один и тот же дембель бывает одновременно военным специалистом «I», «II», «III» класса и даже «М» – мастером боевой подготовки! Никто не осуждает солдата за эти вольности. Всем понятно, человек желает показать себя во всей удали и красе. Вот, мол, я: отслужил, охраняя ваш покой, вернулся – прошу любить и жаловать! Рассказы дембеля пестрят преувеличениями. В них описываются несуществующие подвиги, донельзя успешные самоволки, удачный непрекращающийся обман офицеров плюс изощрённые издевательства над молодыми. Такова сила дембеля, придающего чувство собственной значительности даже последним чмырям. В шикарно оформленный альбом помещаются лучшие снимки, где запечатлены исключительно бравые ребята. Если получается, привозят фотографии верхом на танке, «саушке» (самоходной артиллеристской установке) или БэТэЭре, обязательно вооруженным до зубов.
Есть чему позавидовать допризывникам! А как же? «На них ещё дрочили, а на нас шинельку шили!» Или, «кто не был, тот будет. Кто был, не забудет: 730 дней в сапогах!»
Встречаются и такие, которым обрыдла армейская атрибутика. Они рвутся поскорее облачиться в гражданскую одежду, ждут с нетерпением посылку из дома с модным шмотьём, а затем щеголяют по части в неуставном обмундировании!
У тех и других обязательно приподнятое чемоданное настроение. Дембеля строят планы на будущее, с надеждой смотрят вперёд, они своё отмотали! С какой гордостью маршируют, печатая шаг, следуя на последнюю армейскую пайку!
Но как утомительно ожидание первых отправок…
В артбригаде, где служил рядовой Тальянкин командование не спешило демобилизовать солдат. К середине мая ещё ни один дембель не вышел за ворота командно-пропускного пункта. Лёха продолжал тащить службу. Подавал пар в столовую для приготовления пайки. Разогретый мазут горел мощным пучком, отбрасывая огненно красные блики на трубы подачи топлива, которые установлены напротив форсунки. Шёл третий час, паровой котёл «готовил обед», Лёха лениво перебирал выполненные конспекты по истории Средних веков. Всё шло своим чередом, пока в кочегарку не заявился Лёша-крейсер.
– Тальянкин, почему у тебя котёл горит?
– Пар на столовую подаю!
– Это ясно, – начальник посмотрел на часы. – Но у тебя же котёл горит!
– Как горит-то? Плохо что ли?
– Смотри! – Лёша-крейсер указал пальцем на трубку подачи топлива.
– Не пойму, что? Котёл же горит!
– Я и говорю, горит!
Лёха сообразил, в чём дело. Оказывается, отражающиеся блики огня из форсунки Крейсер принял за сам огонь! Батюшки, да ты нализался, Лёша-крейсер! Чего доброго, сейчас заставишь погасить пламя. Надо как-то успокоить старика! Лёха взял картонку и прикрыл отверстия форсунки. Отражение огня исчезло.
– Теперь, не горит?
– Вот ты хитрый, а?! – сказал Лёша заплетающимся языком. – И докопаться не к чему! Ладно, за котёл сядет Кучмон, а ты пройди ко мне в кабинет!
Кабинет Лёши-крейсера находился на втором этаже и представлял собой комнатёнку три на два метра. У закопченного окна стоял рабочий верстак, заваленный разным хламом. Тут были инструкции по технике безопасности, ржавые вентиля, обломки шариковых ручек, промасленный пиджачишко, электроплитка в раскуроченной спиралью, засаленные листы бумаги, исписанные неровной рукой, а для солидности стояла пепельница под хрусталь наполовину заполненная бычками разных сортов. На разбитом подоконнике одиноко стоял надтреснутый гранёный стакан.
Хозяин кабинета предложил солдату единственный табурет. Сам плюхнулся поперёк кровати, стоявшей у стены.
– Я слышал, ты каменщик?
– Да, так себе, – сказал Лёха. Он насторожился, ожидая подвоха.
– Слыхал о дембельском аккорде?
Лёха вздрогнул. О каком аккорде речь, если до дембеля остаются считанные дни?
– Аккорд – дело добровольное!
– Это понятно, но видишь ли, котёл водогрейный некому положить. На тебя одна надежда, – начал пускать пьяные сопли Лёша-крейсер.