77 бантиков на одной голове

Андреева Софья

— Что за день! Надо же, улетела, как только крылья выдержали. Ладно, давайте уж три камня, я вам по дороге, ещё чего-нибудь наловлю.

— Так дело не пойдет, — категорически отказалась Кикирилла. — Если я увижу, что вы поймали хоть одну живность, или помяли хоть одно растение, а уж тем более его сорвали, то наш договор сходит на нет. Лысая Гора никогда не согласится. Тем более что у неё осталось, по-моему, всего четыре камня, после этих слов Кикирилла подпрыгнула, потому что Элис её больно ущипнула сзади.

Борис напрягся. Еще четыре,

надо их заполучить. Но как? По дороге надо будет об этом подумать.

Элис взглянула на часы, и заторопила всех.

— Давайте быстрее уже много времени.

— Сколько? — занятый собственными мыслями, откликнулся Борис.

— Не знаю, — пожала Элис плечами, часы стояли.

— Опаздываем, — не вникая в смысл сказанного Элис, автоматически бросил он.

Брим-Бом стоял в дверях и словно необъезженный молодой жеребец гарцевал в дверях. Ему не терпелось встретиться со старыми и новыми обитателями своего зверинца. Чего бы это ему не стоило.

Глава 26 Страхи братьев

Братьев не покидало какое-то неясное ощущение, что они находились в лапах невидимого чудовища. Двигаясь к самому сердцу лесной глуши, они вздрагивали от жутких звуков, напоминающих вой безумных монстров. Брим-Бом готов был сам истошно орать, лишь бы заглушить повисшие в воздухе душераздирающие вопли. Шевелящиеся сгнившие листья, густо усыпавшие траву, и ковыляющие на фантастически искривленных ногах-корнях вековые черные деревья, приводили братьев в ужас…

В небе страшно зашуршало, неожиданно солнце потухло, словно кто-то задернул штору. Где-то справа от них, что-то огромное ломало ветки, словно какой-то сказочный великан прокладывал себе тропу в нехоженом месте. Волосы братьев зашевелились от страха и встали дыбом. С деревьев стали опускаться пауки, лязгая металлическими челюстями. Казалось, все живое и неживое ополчилось против братьев. Наконец Брим-Бом не выдержал и схватил Кикириллу за руку.

— Я больше не могу, прогони их! — простонал он.

Кикирилла удивилась. Она огляделась по сторонам, и вопросительно взглянула на долговязого. Тот странно всхлипнул, на побледневшем лице выступили капли пота.

Тогда Толстяк вытянул дрожащую руку и ткнул пальцем в самого безобразного слизняка.

Элис, проследив за безумным взглядом, нагнулась, и сняла с подорожника голубую улитку. Улитка улыбнулась и покраснела от смущения. Элис ласково пощекотала её рожки, в ответ они отозвались протяжным приятным звуком, словно это были не рожки, а камертон. Элис протянула улитку Борису и удивленно спросила:

— Неужели улитка могла вас так напугать?

Борис устало прикрыл глаза и мысленно обругал себя последними словами:

— Нервы совсем ни к черту! Улитки испугался, — и тут он, открыв глаза, застыл как вкопанный. Как только Элис опустила крохотную улитку и отвернулась, улитка медленно деформировалась в чудовище. Ее ракушка-домик, увеличиваясь, раскучивалась в безобразный рог, исторгающий призывный

монотонный звук. И чем больше она разрасталась, тем нестерпимее становился её призыв-стон. Она, словно гипнотизер, втягивала безвольные тела братьев в себя, в свое безжалостное неуемное нутро. Борис зажмурил глаза и подвинулся поближе к девочкам. Он всеми своими клетками ощутил, что возле них намного легче сопротивляться смертельному страху.

Брим-Бом, словно приклеенный, жался к брату. Когда что-то мохнатое, до ужаса противное и волосатое, схватило его за ногу, долговязый истошно возопил и рухнул на землю. Какие-то дурно пахнущие червячки в тот же миг стали обволакивать его тело, заполняя уши, рот своей бесформенной массой. Брим-Бом ожесточенно стряхивая с себя их склизкие тела, продолжая при этом визжать на весь лес нечеловеческим голосом.

Когда заросли зашевелились, и оттуда вспыхнул яркий свет, выхватив из темноты оскалившегося монстра. Брим-Бом потерял сознание.

— Ну, что с вами? — приставляя ко лбу Брим-Бома прохладный лопух, потеребила его Кикирилла. Брим-Бом, очнувшись, взглянул на небо и зажмурился от яркого солнца. — Скоро дойдем до тропы, а там уже и недалеко до дома Ядигиды

— Что это со мной? — простонал он. Взглянув на вытаращенные глаза брата, Брим-Бом сразу все вспомнил. Он вздрогнул, и стал лихорадочно ощупывать себя. Кажется, Ромашка на месте. Он судорожно до боли в суставах сжал спасительный горшок, прижав его к груди. У него было такое ощущение, что это единственная в мире вещь, которая позволяла ему до сих пор остаться в живых.

Кикирилла похлопав долговязого по щекам, недружелюбно заметила:

— Слабый вы какой-то, три шага осталось до тропы. До трех считать умеете?

— Он знает только две цифры — пять и десять. Это цена билетов в его зверинец.

— Тогда успеете сказать два раза по пять, и один десять. И будет… нет, не двадцать, а три цифры, а затем будет тропа. Вон она уже видна. — Показала рукой в сторону Элис.

Борис огляделся, и заметил, что в лощину спускается еле заметная тропа. Петляя между деревьями, она проходила сквозь гряду камней, и исчезала за пологим склоном, в зарослях акации в темноте непроходимой чащи. Казалось, что там не может быть места ничему живому и светлому. Борис поежился. Самое время сбежать, скрыться, исчезнуть. Он был готов сам грохнуться в обморок, лишь бы не идти в эти дебри.

Брим-Бом отчаянно затряс головой.

— Не пойду, там…там…не могу…

— Нечего устраивать балаган! — резко одернул его Борис.

— Они нас съедят…

— Глупости, — сказала Кикирилла, — никто и не собирается вас есть. Делать им больше нечего. Чего вы испугались? С другой стороны, я непротив.

Брим-Бом вскочил и, онемев от ужаса, стал тыкать пальцем в сторону акации, за спины девочек, откуда только, что высунулась морда монстра, и подмигнула ему своим пустым глазом. Бориса передернуло от отвращения, он тоже успел его заметить.