9 ноября
Шрифт:
– Я Бен. Бентон Джеймс Кесслер. Парень вашей дочери.
В выражении его лица нет ни единого намека, на то что он узнал меня. Он понятия не имеет, кто я.
Ее отец пожимает мне руку и мне хочется притянуть его к себе и двинуть ему по зубам. Наверняка бы сделал это, если бы не почувствовал нарастающее напряжение рядом. Я откидываюсь на спинку и притягиваю ее к себе, шепча в ухо:
– Просто подыграй мне.
И в этот момент в ее голове словно загорается лампочка, потому что замешательство на лице Фэллон сменяется восторгом. Она с любовью улыбается мне и, прислонившись ближе, говорит:
– Не думала, что ты приедешь.
"Да" - хочу сказать я в ответ.
«Я
Фэллон
Я складываю прочтенные страницы в отдельную стопку и в недоумении смотрю на рукопись. Знаю, я должна злиться за то, что он так долго лгал мне, но читая его мысли, я каким-то образом оправдываю его поступки. Но не только его, я так же оправдываю поступки своего отца.
Бен прав: теперь, возвращаясь к тому дню, я могу понять, что мой отец не виноват. Он высказывал свое собственное мнение по поводу моей карьеры, и на это имеет право каждый родитель. Кроме того, я сразу набросилась на отца, как только он сел в кабинку: он перешел в режим обороны, я – в режим нападения, поэтому все сразу пошло наперекосяк.
Мне нужно помнить, что люди демонстрируют свою любовь разными способами. И несмотря на то, что наши способы полностью противоположны, это все равно любовь.
Перехожу к следующей главе, но из страниц, между пятой и шестой главой, выпадает несколько листков. Откладываю рукопись и беру письмо. Это еще одна записка от Бена.
Фэллон,
Все что описано в рукописи после этого момента ты и так знаешь. Здесь все. Каждый день, что мы провели вместе и даже несколько дней, что провели врозь. Каждая мысль, которая приходила мне в голову, когда ты была рядом... ну или почти каждая.
По только что прочитанной главе, ты можешь понять, что, когда мы познакомились, я пребывал в глубокой депрессии. Два года моей жизни после пожара были настоящим адом, и я делал все что мог, чтобы заглушить чувство вины. Но тот первый день, который я провел с тобой, был первым днем за очень долгое время, когда я почувствовал счастье. И мне показалось, что я сделал и тебя счастливой, а это то, на что я никогда не надеялся. Несмотря на то, что ты переезжала, я знал, что, если бы у нас был повод с нетерпением ожидать девятое ноября, это могло бы коренным образом изменить наши жизни. Поэтому я поклялся себе, что позволю себе наслаждаться проведенными с тобой днями. И не буду думать о пожаре, не буду думать, что я сотворил с тобой. Один день в каждом году, я хотел быть парнем, который влюбился в девушку, потому что ты полностью пленила меня. Я знал, что если позволю своему прошлому поглотить себя, когда ты будешь рядом, то смогу как-нибудь проколоться. Что ты узнаешь, что я сделал с тобой. Знал, что, если ты когда-нибудь узнаешь правду, ты ни за что на свете не простишь меня.
И хоть я и должен чувствовать огромную вину, я не жалею ни минуты, проведенной с тобой. Конечно же, я хотел, чтобы все произошло по-другому. Может, если бы я подошел к тебе и твоему отцу в тот день и просто рассказал всю правду я бы уберег тебя от всех этих страданий. Но я не смог долго думать над вариантами, как поступить иначе, когда для меня это была наша судьба. Нас притягивало друг к другу. Мы сделали друг друга счастливыми. И я знаю без сомнений, что во время последних нескольких лет пару раз мы были безумно влюблены друг в друга. Не каждому дано испытать подобное, Фэллон, и я бы солгал если сказал, что жалею об этом.
Но больше всего я боюсь, что ты прожила последний год, предполагая, что я солгал тебе больше чем один раз, но это не так. Единственная ложь, которую я когда-либо говорил тебе, это то, когда я опустил часть своей жизни, в которой был виновен в пожаре. Каждое слово, которое выходило из моего рта в твоем присутствии было абсолютной правдой. Когда я сказал, что ты красивая, я имел ввиду именно это.
Если ты зацепишься за что-то одно в этой рукописи, пусть это будет именно этот отрывок. Впитай эти слова. Хочу, чтобы они оставили след в твоей душе, потому что эти слова самые важные. Я в ужасе, что из-за моей лжи я потеряю твое доверие, которое зарабатывал, пока мы были вместе. Потому что, пусть и скрывал от тебя правду, единственное, в чем я не мог быть наиболее честным это — твоя красота. Да, у тебя есть шрамы. Но любой, кто сначала видит твои шрамы, и только потом тебя, не заслуживает тебя. Надеюсь, ты помнишь об этом и веришь в это. Тело — это просто упаковка, скрывающая настоящий подарок внутри. И ты полна подарков. Твоя самоотверженность, доброта, сострадание. Это единственное что имеет значение.
Молодость и красота увядает. А добропорядочность нет.
Знаю, в предыдущем письме я говорил, что пишу это не ради твоего прощения, и это правда. Я не собираюсь притворяться, что не молюсь на коленях о твоем прощении, надеясь на чудо. И не собираюсь делать вид, что не буду сидеть в ресторане до его закрытия, в надежде что ты войдешь в ту дверь. Потому что я буду именно там. И если ты не придешь сегодня, я буду там в следующем году. И в следующем. Каждое девятое ноября я буду ждать тебя и надеяться, что в один прекрасный день ты сможешь найти достаточно прощения чтобы снова полюбить меня. Но если этого не случится, и ты никогда не придешь, я все равно буду благодарен тебе до конца своей жизни.
В день нашего знакомства, ты спасла меня, Фэллон. Знаю, мне было всего восемнадцать, но моя жизнь сложилась бы совсем иначе, не проведи мы все это время вместе. В ту первую ночь, когда мы попрощались с тобой, я поехал прямо домой и начал писать эту книгу. Это стало новой целью моей жизни. Моей новой страстью. Я серьезнее взялся за учебу в колледже. Начал серьезнее относиться к жизни. И благодаря тебе и твоему влиянию на мою жизнь, я провел с Кайлом замечательные последние два года. Когда он умер, он был горд мною. И это значит для меня больше, чем ты сможешь когда-либо понять.
И если ты хотя бы на чуточку будешь способна простить меня, ты знаешь где меня искать. Сегодня, через год, и в следующем, и так до бесконечности.
Выбор за тобой. Ты можешь продолжать читать эту рукопись и надеюсь это поможет тебе найти решение. Или ты можешь перестать читать и приехать ко мне с прощением.
Бен
Последнее Девятое ноября
Если написана ложь, я ее сотру,
Но у нее есть голос: выгравированный,
Излечившейся правдой; об искуплении я кричу:
Позволь загладить вину за вред нанесенный.
– Бентон Джеймс Кесслер
Бен
В рукописи, которую я вчера ночью подкинул под дверь Фэллон, восемьдесят три тысячи четыреста пятьдесят шесть слов. В первых пяти главах, примерно двадцать три тысячи слов, и только после она найдет мое письмо. Она с легкостью прочтет двадцать три тысячи слов за три часа. Если бы Фэллон начала читать рукопись сразу же после того как я подкинул ее, она бы закончила читать первую часть в три часа ночи.