90 последних лет
Шрифт:
– Здесь помечены все поселения долин о которых мне известно, – с этими словами торговец провел пальцем по нескольким десяткам населенных пунктов с подписями, выведенными аккуратным игольчатым почерком: Албена, Крайнево, Бургас, София, Добрич, Арат-Теке, Балчик… Было и множество настолько крохотных, безымянных поселений, что они удостоились лишь тычка шариковой ручки, еще больше зачеркнутых, а целые области вокруг крупных городов были густо заштрихованы красными чернилами. Тодор хмурился постукивая желтым, пропитанным никотином ногтем по поверхности карты, словно не мог найти верного решения.
– Хм, ну смотри. Здесь, здесь и здесь не пройти, дороги давно замыты, поглощены лесом или там пропадают люди. Почему точно не знаю, причин может быть сотни, но лучше туда не соваться.
И действительно почти все дороги на этой странице атласа были перечеркнуты короткими поперечными штрихами, лишь несколько ниточек, подведенных зеленым цветом, оставались нетронутыми.
– Вот видишь, всего пара путей на север все еще проходимы. Там, где красные пятна, вот они повсюду вокруг городов, туда нельзя подходить ни в коем случае, сам знаешь почему! Верная смерть! Ну да ладно, все равно они будут слишком далеко от вас, а вот жёлтые области видишь? Это примерные территории появления бандитов, и от них тоже нужно прятаться изо всех сил, уж этих-то мерзавцев можно встретить повсюду, – закончил Тодор, тыкая ногтем в желтые пятна на бумаге, словно оспа, покрывающие вообще всё, кроме ломаной линии на юге, где, собственно, и ютилась Черница.
– Каждый слышал что из городов не возвращаются, но почему, что там? – горячо спросил Риф жадно разглядывая обширную зону вокруг древней столицы Болгарии, густо заштрихованную красным.
– Там смерть юнец, что тебе еще хочется знать… За минувшие годы еще никто не смог разведать, что кроется в метрополиях… Я знавал пару лихих парней, настоящих бойцов… которых однажды нашли на обочине тропы, ведущей в Варну… Знаешь, от них осталась лишь оболочка, просто безмозглые истуканы годные лишь на то чтобы гадить в собственные штаны, – закончил Тодор, с отчетливым хрустом проводя ладонью по жесткой щетине на щеке, после чего полез в карман за своей трубкой.
– Откуда ты все это знаешь? – едва дыша спросил парень.
– Ох Риф, Тодор исколесил дорог больше чем кто-либо другой, он стоял у истоков того, что сейчас зовется Торговым Союзом, больше тебе скажу, он когда-то был одним из трех основателей! – воскликнул Наиль, которого переполняла гордость за друга.
– Ладно тебе Наиль, хватит былое ворошить, все уж давно поменялось, – серьезно сказал торговец глядя темными провалами глаз на трепещущий огонек свечи и задумчиво почесывая массивный, словно вырубленный из камня подбородок.
– Хватит так хватит, – согласился Наиль с уважением посматривая на костистую фигуру друга, – но ни один другой каваран не сможет пройти там где проедет Тодор на своей старушке. Все тайные тропы и укрытия знает!
Тодор, откинувшись на спинку колченогого стула, ничего на это не сказал. Он почти скрылся в полумраке клубящемся у стен, лишь разгорающийся уголёк в трубке освещал его лицо. Выпустив через нос два густых дымных шлейфа, он заворчал из темноты сверкая искорками глубоко посаженных глаз.
– Думаю, что четверо ловких деревенщин смогут пробраться практически везде, не привлекая лишнего внимания, но далеко не везде они найдут помощь. Я бы посоветовал идти в Каварну, главный город Союза, здесь в долинах, но топать до нее не меньше двухсот километров. На ногах такое расстояние не одолеть, поэтому главная для вас надежда не Каварна, а несколько мелких поселений, вот здесь и здесь, – старик вновь придвинулся к столу, указывая на еле заметные обозначения шариковой ручки.
– Многие годы пока я странствовал по миру, это были просто кучи грязи с живущими внутри людьми. К сегодняшнему дню они должны были окрепнуть или… раствориться в степи. Обычно там можно найти переселенцев и что-то на обмен, плюс встретить агентов Торгового Союза, которые, может быть, включат вас в реестр регулярных поселений.
– Не похоже на четкий план, – разочарованно протянул парень, осторожно ощупывая повязку, прикрывающую саднящую рану на животе.
– Не похоже что у вас есть выбор, – сварливо пикировал Тодор, яростно пыхнув вонючим дымом прямо в лица сидящих.
– Я бываю много где, юнец, и везде нахожу бедолаг, которые ищут лучшей доли, а с людьми у вас здесь беда. Ничего, постепенно вытянете, а если Союз включит вас в реестр то и заживете нормально. Координаты-то знаешь свои?
– Знает, он как не знать, – улыбнулся Наиль. – Ну, что же, решено, раз Риф поправился достаточно чтобы вести отряд, то отправляйтесь завтра вечером.
Миа задумчиво слушала разговор из соседней комнаты, зашивая одежду в мерцающем свете масляной лампы. Сердце переполняли дурные предчувствия, ей хотелось бросится к мужу просить его остаться, послать кого-то еще… Но, размышляя о том кто может отправиться вместо Рифа, она с горечью признавалась самой себе, что идти больше некому: в живых оставалось одиннадцать взрослых, девять детей и старик Наиль – мужчин, из которых минувшие события сделали надежных бойцов было всего четверо… Страх перед неизвестностью словно черная тень выползал из углов тесной комнаты угрожая раздавить робкую надежду на будущее. Наконец будто бы приняв какое-то решение Миа посмотрела на спящего сынишку, и по ее лицу снова побежали слезы.
Сгорбленные спины мужчин, рассматривающих карту в тусклом свете единственной лампочки, при звуке ее голоса выпрямились, как по команде.
– Я иду с вами.
Глубоко затянувшись своей трубкой, Тодор пристально посмотрел посмотрел на ее изящную фигурку, облаченную в старенькое домашнее платье с широким поясом выгодно подчеркивающим осиную талию девушки, но ничего не сказал.
– Нет, – мягко ответил Риф, – нас уже четверо, этого вполне хватит чтобы отбиться от зверей и одиночек в степи. Мы будем идти ночами, избегая оживленных дорог и не привлекая внимания.
– Вас только трое, на Серафима не рассчитывай, он подхватил какую-то инфекцию и сейчас не может даже встать, лихорадка и дикие головные боли мучают его уже неделю.
В ответ на вопросительный взгляд сына Наиль печально кивнул головой. Перспектива потерять сразу двоих близких людей отдавалась глухой болью где-то глубоко внутри.
– Конечно я не смогу рубиться на ножах или участвовать в рукопашной, но зато неплохо стреляю, могу нести дозор или быть разведчиком. Помни, мы на равных разделяем тяготы войны и мира, – горячо настаивала девушка.