999 (сборник)
Шрифт:
— Кто это сказал, что мы все получаем то, чего заслуживаем?
— Ты, наверное. Только что.
— Мне кажется, у тебя затык,— сказал Рей.
— Как у забитой кирпичами кишки.
— У тебя еще есть время присоединиться ко мне на девятой. Займись каким-нибудь легким спортом вместо :>той смертельной дряни, к которой ты стремишься. Знаешь, солнышко вышло, птички чирикают.
— Из этих птичек некоторые входят в список угрожаемых видов. Так что смотри, как бы тебе большой клюшкой не угробить одну из таких.
— Я не очень хорошо работаю
— Вот тут между нами и разница, Рей. Я пользуюсь большой, чтобы добраться до зеленой за два удара. Рискуй, старина. Не бойся рисковать.
— Не забывай, что я бухгалтер. Слово «риск» в мой словарь не входит.— Он что-то сказал кому-то из своих дубоголовых партнеров, и я подумал, не пропустил ли он очередь из-за разговора. Он вообще-то не любил проигрывать в гольф.— Послушай, у твоего брата на этот раз действительно есть кое-что для тебя важное.
Это так же невозможно физически, как вставить голову себе же в задницу. Хотя в случае Германа...
— Билл, кончай нести ерунду. Лили умирает.
— Уг-гу.— Я глотнул мескаля.
— Слушай, ты не... в смысле, не теряй голову, в общем.
— Ни в коем случае, старина.
Да, вижу. Ну, что ж, это не должно меня удивить. Ты ее не видел — сколько?
— Тридцать лет.
— Она твоя сестра.
Она была умственно отсталой,— дал я поправку. И заметил, что говорю о ней в прошедшем времени.— Не могла двигаться, чтобы за все подряд не хвататься, не могла ни слова произнести. Не могла ни одной мысли в голове удержать.
— Суров ты, Билл.
Я почувствовал, что с меня хватит.
— Слушай, Рей, это не ты должен был прожить с ней все кошмарное детство, не тебе она блевала в лицо, не при тебе она всю ночь вопила, как котенок с глистами, не у тебя она хотела вырвать волосы с корнем, как только оказывалась близко. Не у тебя бывало по три-четыре драки в неделю из-за жестокости твоих одноклассников. Не ты должен был жить с родителями, настолько перепуганными, дошедшими до такого отчаяния, что стали беспомощны, как дети. Они цеплялись за любую соломинку — шарлатанов, целителей, гадалок. Не тебе пришлось четырнадцать лет подряд смотреть в лицо безумия. Господи, у меня и сейчас мурашки по коже!
Он помолчал.
— Она при смерти, Билл. Герман ясно дал понять, что не имеет никаких определенных пожеланий в смысле организации. Так что бы ты хотел сделать?
— Я бы хотел забыть, что она вообще была на свете, вот что.
Рей снова вздохнул:
— Тогда я ее кремирую, когда она умрет.
— Как твоя левая нога захочет,— ответил я.— Развей этот гадский пепел на четыре ветра.— Я выждал и добавил: — И знаешь что, Рей?
— Что, Билл?
— Даже не думай говорить мне, что я там должен быть, когда это произойдет.
Разговор задал тон. Повесив трубку, я был мрачен и зол. Будь оно иначе, то, что случилось после этого, могло выйти по-другому. Но было не иначе, а потому вышло так.
А после случилось, что в бар принесло Таззмана. Не то
— Эй вы, беломазые, ручки в гору и делай, как я скажу!
Таззман оказался высоким мертвенно-серым чернокожим с впалой грудью, нечесаными волосами, как у Джимми Хендрикса, и лицом, как у Айка Тернера, только он был очень, очень Молод. Заученная злобность лица явно уходила вглубь не больше чем на миллиметр и легла на него скорее в силу обстоятельств, чем природных свойств. Мы с Майком решили обратить внимание, поскольку у него в руках был устрашающего вида автоматический пистолет, который смотрел на нас.
Он вошел в бар — движения нервные, резкие — и уставился на нас.
— Ты! — сказал он Майку.— Деньги давай.
— Скажи, детка, тебе раньше приходилось это делать? — спросил я, пока Майк искал ответ.— Я в том смысле, что сейчас понедельник, одиннадцать утра. Здесь только мы с Майком. Какие деньги ты думаешь найти в кассе?
По испуганному взгляду, который кинул мне Майк, я понял, что он не любитель приключений. Плохо. Кто-то должен взять контроль над ситуацией, иначе нам обоим будет очень неприятно.
— Умник! — огрызнулся Таззман.— Тащи сюда свою умную белую задницу и заряжай вот этот мешок. Грузи все из кассы и из карманов тоже.
Я раскрыл бумажник. От вида двух вывалившихся пятерок мне стало даже стыдно на минутку.
— А, блин! — выразил свое мнение Таззман, подхватывая бумажки с такой опытностью, что я даже не заметил их исчезновения.— Хоть часы у тебя есть?
— Время для меня ничего не значит,— сказал я, показывая пустые запястья.— Кстати о времени: мне кажется, что ты уже кучу времени ничего не ел.
Этот Таззман закусил губу и полыхнул на меня взглядом, оценивая ситуацию. Был он напряжен, как медведь, учуявший человека, и это должно было меня насторожить. Но, как я уже сказал, эти телефонные разговоры меня здорово вывели из себя и я был готов схлестнуться с первым, кто попадется на дороге. Глупость, да? У древних греков было для этого более подходящее слово: хубрис.
— Майк, сделай ему бургер, ладно? — Поскольку Таззман уже ничего не понимал, я решил надавить: — Как тебя зовут?
— А?
У него был дурацкий вид. Вряд ли можно поставить это ему в вину. Ограбление пошло совсем не так, как он предвидел.
— Есть же у тебя имя? — Я вышел из кабинки.— Меня зовут Билл, а его, как я тебе уже сказал, Майк. Как тебя друзья называют?
— Смеяться надо мной решил? Я твою белую задницу оторву, можешь не сомневаться!
— Я не смеюсь.
Он прищурился на меня с подозрением.
— Нет у меня друзей.— Он поджал губы, перевел глаза с меня на Майка и обратно.— Таззман меня зовут, за волосы.— Он коснулся волос рукой, они не подались ни на дюйм.— Пацаны говорят, у меня от них вид как у таз-зманского дьявола — что-то вроде.— Так у него выходило слово «тасманский». Он ткнул пистолетом в сторону Майка.— Он мне в самом деле бургер сделает?