999 (сборник)
Шрифт:
— Как-нибудь в другой раз.
Она кивнула.
— Не вижу причин, почему бы мне не подождать и не проехать остаток пути с вами.
Я огляделся:
— Мы участвуем в каком-то стипльчезе?
— Да, конечно.— Она рассмеялась, и это было как тысяча серебряных колокольчиков.— Мы на охоте, Вильям.
Взяв поводья гнедого, я вставил ногу в левое стремя.
— И мы, наверное... где мы?
Я вскочил в седло.
— Лестершир. Восток средней Англии. Чарнвудский лес, если быть точным.
— Сердце охотничьей страны,— сказал я.— И Коттесмор тоже здесь происходит, если мне память не изменяет.
— Ежегодная большая охота на лис. Да, разумеется. Но
Я послал гнедого за ней, и мы тут же сорвались в галоп. Чтобы передать вам, как эта женщина меня захватила, я сознаюсь, что даже тогда, когда я отчаянно пытался вспомнить хоть что-нибудь о том, как ездить верхом, я неотрывно изучал ее черты. Цветущая сливочного цвета кожа наводила на мысль, будто она родилась для охоты — или I ю крайней мере для туманного английского сельского пейзажа. В ней ощущался какой-то манящий разум и при этом ореол беззаботности, который притягивал меня непостижимым для меня самого образом. Если бы в тот самый момент кто-нибудь предупредил меня о ней — возьмем крайность: сказал бы мне, что она убийца,— я бы только рассмеялся, дал бы гнедому шпоры и оставил бы этого человека глотать пыль. Я был счастлив ее пьянящим обществом. Увидел ее только что, а ощущение было, будто я знаю ее всю жизнь. Какая-то связь, тесная, как пуповина, объединяла нас Она была как неожиданный подарок под рождественской елкой. Это на самом деле мне? — хотел я спросить, протирая глаза и все равно не веря.
Эй, вы знаете мое имя, но я не знаю вашего,— сказал я.
— Конечно, вы меня знаете, Вильям.— Она подняла руку, и я поразился, увидев паутину меж ее пальцев,— Я — Гимел, плетущая реальность, купель идей, исток вдохновения. Я, как мой почти тезка кэмел-верблюд, наполнена до краев, я — самодостаточный корабль даже в самом враждебном климате.
В этот момент мы выехали на широкий луг, испещренный одуванчиками и наперстянками. Призраки солидных дубов уходили вперед по обе стороны, и в сгущающемся полумраке я мог разглядеть только широкую тропу. И мы двинулись по ней. Я трезво напомнил себе, что все эти капризы мысли не более чем остатки старых фантазий, быть может, от десятков тысяч лихорадочных гормональных снов, случившихся во времена моего достаточно трудного созревания. «Трудного» — в смысле испорченного, как черные заплесневелые остатки, которые, бывает, найдешь в холодильнике, когда вернешься после полугодового отсутствия.
Я так понимаю, что мы только одни на этой охоте на лис,— сказал я, поравнявшись с ней. Мы ехали так близко, что я вдыхал ее прекрасный аромат.
— О нет, я бы никогда не стала охотиться на такую красоту, как лиса— Когда она встряхнула головой, волосы ее колыхнулись самым заманчивым образом.— Мы охотимся на зверя.
— Какого зверя?
— Вы отлично знаете, Вильям, не притворяйтесь.— Она метнула на меня пронзающий взгляд, и я увидел кремневую остроту в этих великолепных изумрудах глаз, и сердце у меня перевернулось. Доктор, кислород! Остановка сердца! — Зверь зверей,— сказала она, не заметив стрелы, пронзившей мое сердце,— Только один есть зверь столь отвратительный, столь заслуживающий охоты.
— Послушайте, должен признать, я несколько смущен.
Понимаете, я только что лежал в парижском переулке, залитый кровью подруги...
— Так вы считаете Вав своей подругой? Интересно. Вы же знали ее очень недолго.
— Я хорошо разбираюсь в людях,— ответил я несколько рассерженно.— Если вы ей не друг,
Она рассмеялась:
— Боже мой, как вы быстро встали на ее защиту!
Мы ехали рядом, и она перегнулась и поцеловала меня в щеку, и я услышал пение птиц у себя в голове, тех, которые в мультиках летают вокруг головы Сильвестра, когда Твити как следует двинет его молотком.
— Мы с Вав были как сестры. Даже больше, если можете себе представить. Как два ломтя одного пирога.
— Мне ее не хватает.
— Меня это не удивляет,— сказала она.— Вы направлялись на выставку картин. Очень важно, чтобы вы туда пошили.— Она кивнула, будто сама себе.— Жизненно важно, можно сказать.
— Вы хотите сказать, что знаете, как мне вернуться в Париж?
— Это не было бы разумно, как вы думаете? Кроме того, в этом нет необходимости.— Она ехала, не слишком быстрой рысью, так что я мог держать ее темп. Спина прямая, плечи развернуты — тот вызывающий вид девчонки-сорванца, против которого я устоять не могу. Я представил себе, как она несется сквозь лес подобно Диане, мифической охотнице, мышцы натягиваются, когда она накладывает на тетиву стрелу и пускает ее в выбранную дичь.— Выставка переехала в Замок. Мы доберемся туда быстро, как только сможем. Но сначала мы должны увидеть неизбежное заключение охоты.
— Если оно неизбежно, чего же нам о нем волноваться? — спросил я.— Отчего не поехать прямо в Замок?
Она нахмурилась.
— С тем же успехом можно спросить, почему нельзя сначала выдохнуть, а потом вдохнуть. Просто нельзя. Законы вселенной, сами понимаете.
— Это те самые законы, которые дали мне в мгновение ока перенестись из Нью-Йорка в Париж и из Парижа в Чарнвудский лес? Или те, по которым выставка из Парижа перенеслась сюда?
— Именно так.— Она не отреагировала на мою иронию. Кажется, даже испытала облегчение.— Мне так приятно, что мы с вами оказались на одной странице.
Я застонал. На странице — какой неведомой книги?
— Не волнуйтесь,— сказала она.— Я доставлю вас туда, где вы должны быть. Поверьте мне, Вильям.
По спине у меня пробежал холодок, потому что эти же слова говорила Вав. И тут я принял решение. Пришпорив коня, я перегнулся к ей. Пока что, как я понял, игра по правилам, какими бы странными они ни были, ничего хорошего не приносила. Все меняется! Я схватил поводья ее лошади и свернул с проторенной тропы.
— Что вы делаете! — воскликнула она.
— К Замку, где бы он ни был,— ответил я.— Пусть остальные возятся со зверем.
— Кто остальные? — Мы теперь ехали бок о бок. — Вильям, на этой охоте только мы с вами!
— Тем лучше,— сказал я. — Некому будет нас хватиться.
— Вы не понимаете...
Я наклонился к ней так близко, что вдохнул запах ее волос.
— Теперь мы к чему-то подходим.
Она облизала губы. В наступившей ночи ее глаза были как неограненные изумруды. На миг у меня мелькнула шальная мысль, не слепа ли она, как Вав.
— Мы должны загнать зверя,— сказала она.— Иначе он никогда не пустит нас к Замку.
— Почему?
— Вильям...— Было теперь что-то такое в ее лице, какой-то неуловимый след от раны столь свежей и глубокой, что она еще кровоточила.— Вав не посчиталась с присутствием зверя на свой страх и риск. Вспомните, что с ней случилось. Я не хочу повторить ту же ошибку.
У нее был вид такой ранимый... Я коснулся ее шеи.
— Какую ошибку?
Она чуть дрожала.
— Картины и зверь переплетаются. Нельзя увидеть одно и не встретить другого. Она думала, что может отвести вас прямо к картинам, что может обойти зверя. Она ошиблась.