A and B, или Как приручить Мародеров
Шрифт:
Впрочем, студентам и так хватало событий для одного дня. Сириус, Ремус и Питер сразу после выступления окружили Джеймса и буквально хором задали вопрос:
— Какой гиппогриф тебя укусил?!
Джеймс лишь пожал плечами:
— Надо что-то менять. — И улыбнулся.
Когда Питер удалился с Элизой в укромный уголок, а Сириус продолжил третировать Малфоя на пару с Нарциссой, Люпин подошел к задумчиво улыбающейся Эмили.
— Я знаю эту улыбку, — настороженно произнес он. — И в прошлый раз она означала то, что я должен был подорвать гостиную Слизерина вместе со всеми ее учениками.
— Не будь таким скучным,
— Мне кажется, или в деле с Джеймсом и Лили не обошлось без Эмили Паркер? — Ремус на секунду залюбовался изящным изгибом шеи, скользнул взглядом ниже, к груди, неожиданно для себя отметил, что таковая имеется и…
— На что-то засмотрелся, Ремус Люпин? — голос Эмили был вкрадчивым и тихим, предвещавшим все муки ада. Парень тут же дернулся, поднимая глаза, на что Паркер лишь усмехнулась. — Видимо, твоему рогатому другу пришелся по вкусу тот самый «псих-подход», как он его обозвал. Которым Беата воздействовала на Блэка, — пояснила она.
— И? — туповато спросил Ремус.
— И… он пришел ко мне, сначала мялся, потом что-то промямлил, после чего решил поиграть в самоуверенного болвана. В общем, я уже думала, что мне понадобится переводчик с особого Поттеровского языка, но после несвязных «Лили, я мириться, она — нет», я все же уловила суть.
— Спорим, что все было не так печально, — улыбнулся Ремус.
— Это всё детали, — небрежно отмахнулась Эмили. — И я объяснила ему, как надо действовать.
— Я думаю, он был просто в ярости, услышав про публичное извинение перед Северусом.
— Был, пока я не объяснила ему суть. Как ни странно, дошло до него почти сразу. И вообще-то я не говорила про публичное извинение… я говорила про обычное — тет-а-тет. Но разве Джеймс когда-то довольствовался малым?
— Никогда, — подтвердил Люпин. — И в чем же эта суть заключалась?
— У Джеймса остались последние полгода в школе, Ремус. Гораздо проще потерпеть полгода без ежедневных издевательств над слизеринцем, зато совершить достойный поступок и заполучить девушку, с которой, возможно, ты проведешь остаток своих дней.
— Твоя идея была хороша… Но ты должна была понимать, что это очень сильно ударит по дружбе Северуса и Лили.
— У них нет никакой дружбы, Ремус. Дружит с ним только она, Сев же влюблен в нее до беспамятства. И так будет всегда. Я не верю в них, Ремус. Такая, как Лили, никогда не полюбит такого, как Северус. Он всегда будет для нее милым забитым зверьком, которого нужно защищать, а сам он будет бегать за ней по пятам, оставаясь жертвой. Ему нужно стать охотником, а для этого ему необходимо… от чего-то отказаться.
— От Лили, например, — Люпин нахмурился. — Мне не нравятся такие идеи, Эмили. Ты действовала за спиной своего друга.
— Я давно говорила ему, что пора что-то менять. Что Лили для него не пара.
— Но у них что-то начало получаться. И не тебе это решать.
— Я вижу его мучения. Наблюдала их с третьего курса. И сейчас они просто вернулись к тому, с чего начали.
— Мне сложно понять, как ты можешь принимать такие решения за его спиной. Скажи ему об этом хотя бы.
— Я сказала, —
Ремус задумчиво взглянул на Эмили и медленно покачал головой:
— Нет. Кто-то же должен объяснить тебе, почему ты не права. Если у этих двоих не вышло, то, быть может, у меня есть шанс?
— Спасибо, что веришь в мою… разумность, Ремус Люпин, — и было непонятно, саркастически или же серьезно Паркер говорит.
— Кто-то же должен. Тем более, ты веришь в меня, — Ремус улыбнулся, но в глазах его скользнула неуверенность. — Пойдем танцевать.
Быстрая ритмичная музыка как раз сменилась на медленную, и самые стойкие парочки, включая Эмили и Ремуса, разбрелись по танцполу. Но стоило окончиться первой мелодии, как директор поднялся вновь:
— Еще один небольшой сюрприз, друзья!
Студенты с интересом взглянули на Дамблдора, некоторые же лишь обреченно вздохнули.
— Наши дорогие мародеры, ну и конечно, — директор отвесил шутливый поклон Элизе, — их помощники продемонстрировали нам, какой чудесной и талантливой может быть маггловская музыка. Также мы не можем отрицать и того, что маггловские классики внесли огромный вклад в искусство, равнозначный как для людей, так и для волшебников. Один из присутствующих здесь хотел бы продемонстрировать это вам, друзья. И, — Дамблдор лукаво улыбнулся, — вероятно, посвятить эту композицию кому-то особенному, не так ли мистер Блэк?
Если раньше половина девушек школы души не чаяла в Сириусе Блэке, то теперь каждая, буквально — каждая, жаждала ощутить взгляд Сириуса на себе и узнать, что именно ей посвящена эта композиция.
— Для той, что действительно оценит, — коротко и необычайно серьезно произнес Блэк и сел за рояль, распрямив спину.
Откинув крышку, он на секунду прикрыл глаза, а затем плавно опустил пальцы на клавиши. Мелодия, так внезапно ворвавшаяся в притихший зал и заполнившая его до самых краешков, не оставила равнодушным даже самого привередливого слизеринца. Длинные пальцы Сириуса буквально порхали над клавишами, заставляя их оживать с каждым разом по-новому, сплетая восхитительную мелодию, незримыми прикосновениями трогая душу слушателя, порождая в ней восхищение, завораживая и не давая опомниться. Лицо Блэка было спокойно и сосредоточено, лишь в глазах мерцал странный блеск, выдававший внутреннее напряжение и невероятный по силе душевный порыв, что он вкладывал в свою игру. Музыка была тревожной и волнующей, то нарастая и ускоряясь, набирая силу с каждым новым касанием, заставляя слушателей замирать и неотрывно наблюдать за тем, как пальцы Блэка уже с силой «врезаются» в клавиши, то на мгновение утихала, давая зрителю краткую передышку.
Вероятно, многие знали о талантах Сириуса Блэка, но разве хоть кто-либо мог предположить, что он может так играть?
— Прелюдия и фуга ля минор, — в пустоту произнесла Беата, зачарованная прекрасной игрой. — Талантливо.
— А кто это? — неуверенным шепотом спросила ее младшекурсница с Пуффендуя. Девочка слушала с наивным интересом, но в силу своих лет еще не могла проникнуться так глубоко, не ощущая в полной мере того душевного порыва и внутреннего подъема.
Презрения и надменного удивления во взгляде Беаты хватило бы на десять Малфоев и еще кусочек Нарциссы Блэк.