А будет ли удача?

Цыферов Геннадий Михайлович

Перс ухмыляется:

— Именно вас, подданных России, мне и нужно.

Действовать прямо — так вначале решил бек Ахмед. Однако, взглянув на Гмелина и приняв во внимание случившееся, стал хитрить.

— Простите, — тут же добавил он. — Простите, но очи великого владыки решили взглянуть на столь прославленных путешественников. Он послал встретить вас.

— Не много ли? — недобро усмехнулся начальник экспедиции.

Не смутившись нимало, перс так же вежливо ответил:

— Хан оказал вам честь, послав такой большой отряд. Мы должны охранять вас.

— Хорошо, — говорит Гмелин. — Я сам объяснюсь с ханом.

Он протягивает вперед руку, пытаясь отстранить Ахмеда. Но не так-то прост старый, опытный бандит:

— Благородный бек, я должен проверить, не везете ли вы золото, серебро, шелк…

И начинается унизительная процедура осмотра.

Перевертываются телеги, летят картины, образцы минералов, гербарии. Ахмед все дотошно осматривает, вертит, трет в руках каждый камешек. На глазах Гмелина он вспарывает несколько чучел и шарит у них в брюхе. Ничего ценного. Рисунки, засушенные цветы, камни… Кому это нужно?! Странные люди! Зачем они везут все это?

Ахмед смекнул: видно, камни магические. Да, ведь Гмелин знахарь, он лечил ханов.

Воровато оглянувшись по сторонам, бек Ахмед подзывает к себе путешественника. Наклонившись к самому уху Гмелина, он шепчет:

— Будет лучше, если ты скажешь, какой камешек целебный.

Гмелин делает вид, что выбирает. Долго роется в коллекции и наконец подает обыкновенный песчаник:

— Эликсир молодости! Принимать в толченом виде.

Бек Ахмед благодарит и прячет камень у самого сердца. После этого он немного добреет.

Наконец осмотр закончен. Не спеша, ворча себе под нос, персы расходятся.

Казаки посмеиваются над ними.

Ханские воины готовы в любую минуту броситься на русских, порубить их всех до единого. Но бек Ахмед приказал никого не трогать: они пленники хана, они его собственность.

Эту собственность персы должны доставить в целости и сохранности. И самое смешное — если нападут другие бандиты, не на живот, а на смерть обязаны защищать проклятых гяуров. Каждый из пленников, как пояснил бек, стоит больших денег. Тридцать тысяч рублей должна уплатить за них русская царица. Если не уплатит, эмир Гамза продаст их туркам.

Однако персы, не имеющие права и пальцем тронуть русских, мстят им по-другому. Ведь уцмий ничего не сказал о том, кормить или не кормить пленных. Он сказал только, чтобы они были живы. Персы так их и кормят, чтобы те только были живы и не умерли с голоду. Конечно, эмир Гамза нарушил законы восточного гостеприимства. Но, как говорят на Востоке, легче осла научить человеческому языку, чем заставить уцмия стать честным. Сколько клятв дал он за свою жизнь, и если бы был ад, преисподняя, давно бы провалиться и гореть ему в геенне огненной.

Но к сожалению, ад для уцмия пока еще не придуман. И сколько ни будет взывать к его совести русский путешественник, уцмий останется непреклонным. И даже тогда, когда старшины в Берикее заявят ему о своем недовольстве его делами, сердце эмира Гамзы не дрогнет. Он лишь перевезет Гмелина в другую деревню, дабы никто не смел осуждать его больше. Уцмий терпеть не мог упреков. Больше всего на свете он любил величие и повиновение.

* * *

Дни и ночи идут голодные русские по тернистым дорогам, среди безмолвных гор, сквозь седые туманы.

С наступлением сумерек туман рассеивается. Только отдельные клочья его, словно отставшие от табуна голубые кони, бредут вдаль без дороги. Бредут туда, где красный закат.

Они будут идти долго, и на привалах, когда персы садятся есть, русским, словно псам, кинут черствые лепешки и заплесневелый сыр. А художник Бауэр горько усмехнется: «Кто сказал, что в Персии жара? Сейчас здесь ужасно сыро. От такой сырости и умереть недолго».

Глава XIII. В ПЛЕНУ

Федька смотрит на свое отражение в воде и дивится: «Я ли это?»

Чужие, грустные глаза. Наверно, если бы раньше казачок встретил человека с такими глазами, ему стало бы жаль его.

— Что с тобой, Федька? — спрашивает чей-то хриплый голос.

Это Фридрих Бауэр, рисовальщик. Вместе с ним и студентом Михайловым казачок которую неделю живет рядом с пленным Гмелиным.

Хан почти не кормит русских. Единственное, на что он не скупится, — угрозы: каждый раз он грозится продать их в Турцию.

Фридрих Бауэр гладит Федьку по голове и шутит:

— Когда плохо, смеяться надо. Если смеешься, забываешь о голоде.

Казачок улыбается: кто говорит ему это?! Толстяк Бауэр. Сейчас рисовальщик напоминает ему большой мешок. Складки, складки. На руках, на лице, на шее. Всякий раз, когда Федька смотрит на его мятое лицо, ему хочется взять утюг и разгладить его. При мысли об утюге казачок заливается смехом. А Бауэр улыбается все шире и шире. От улыбки лицо его становится похожим на чудную маску: скоморох, да и только.

Недавно Федька слышал, как Гмелин сказал: «Вам, Бауэр, на ярмарке выступать…»

«И правда, — думает казачок, — проведи по деревне такого — за животы возьмутся».

Федька представляет себе это и вдруг тоже хватается за живот.

«От смеха», — решает вначале Бауэр, но, присмотревшись, замечает: мальчик корчится от боли.

— Как ножом, ножом режет, — шепчет казачок.

Бауэр осторожно растирает живот Федьки, а в это время студент Михайлов, сложив гнездышком руки, кричит им: