А дело было так…
Шрифт:
— И вам спасибо на добром слове, — поблагодарил я.
— Да не за что, ваше высочество, всегда рады. Только это, кобылу зачем за собой тащите? В чем животина провинилась-то?
— А я не тащу, она сама идет! — возразил я, и в подтверждение моих слов Малиновка ленивым шагом направилась в сторону ворот.
— Ну разве что…
Почесав в затылке, командир заставы не нашелся больше что сказать.
Вроде как я принц, меня уважать положено, с другой стороны, смертник, на дракона с ножиком иду, так что всю беседу он скорее лишь для проформы затянул, чтоб потом перед друзьями в трактире хвастать: «А вы знаете, с кем молодой принц последний раз при жизни говорил?» На том и порешили: получив очередную порцию добрых слов, попрощавшись
Сладкое слово «свобода»! Свобода, это когда весь мир лежит у твоих ног, тебе открыты все пути и нет на просторах сущего той силы, что могла бы прервать твой свободный полет… Ну или поход. Поэтично, конечно, но суть вещей отражает — кроме самых общих рекомендаций типа «поди туда, не знаю куда, но без головы дракона не возвращайся», сейчас впервые в своей не особо долгой жизни я совершенно свободен. На плечи не давит груз ответственности, а два мешка я уж как-нибудь унесу, за плечом не стоит зомби-наставник, по воле коронованного предка зорко надзирающий за молодым балбесом. Только я, Малиновка и поля, бескрайние поля до самого горизонта — прям как в песне поется: «Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и реп».
Репы эти, а также репки всех разновидностей — наш главный национальный продукт, основная статья бюджета и любимое блюдо всех настоящих патриотов. Что там пшеница или рожь — этого добра по всему миру хватает. Вон султан заморский по три урожая в год собирает, и родят поля у него не так, как у нас, — щедро, колосок к колоску. Или рис — за семью морями, говорят, есть страна, где этим рисом свиней кормят, так его много. Про диковинки, что с запада везут, я даже не говорю — сочные ягоды с кулак размером, Клубни подземные, початки зерен диковинных да прочую невидаль, что ныне каждый себе может позволить. С юга желтые загогулины везут, круглые орехи с белым соком внутри да прочие сладости, с севера — шишки огромные, кедровые, у нас таких отродясь не водилось. Гномы в своих подземельях такие огромные грибы растят, что не всякий богатырь с места сдвинет, эльфы по травкам специалисты да по винограду — лучше эльфийских вин никто делать не сможет.
А у нас зато репы! Нигде больше такого нет, только в нашем климате они и растут нормально. Видел я репки заморские, чахлые, квелые — не репы, а недоразумение какое-то. Зато у нас что ни репа, то красавица! Землю нашу репки любят, вот возим по всему свету, экспортируем, под личным протекторатом короля-батюшки торговля идет. Отец хотел было на первых порах прикрыть это дело: мол, несерьезно, некромант репами торгует, да как посмотрел, сколько за эти репки заморские гурманы золота платят — мигом подобрел. Вот и тянутся до горизонта репки всех сортов, а между ними нить дорожная кружит, петляет, и вот по ней-то и лежит мой путь.
Надо сказать, час на дворе стоит полуденный, пуста дорога — кто в город хотел, тот утром добрался, а кому из города надо, ближе к вечеру в путь отправится. Так что только мы с Малиновкой и шли, неспешно, по сторонам озираясь. Дракон уже не первый год беспредельничает, так что торопиться особо не стоит. Можно сполна насладиться окружающими пейзажами, а то у нас во дворце, конечно, картин хватает, но там все больше казни всякие, пытки, а также портреты со всеми анатомическими подробностями. Из пейзажей я только «Ночное кладбище во время грозы» неизвестного автора видел, висит у отца в кабинете. Конечно, картинка забавная, там зомби какого-то неудачливого некроманта на куски разрывают, но мне цветовая гамма не нравится. Слишком тона тусклые, неестественные, да и некромант уж очень знакомым кажется — кто его знает, может, тоже предок какой, неспроста ведь отец картиной этой постоянно любуется.
Зеленая репа, синее небо, белые облака — вот и происхождение нашего флага, по крайней мере до того, как отец приказал туда еще череп дорисовать. Хоть сейчас бери холст, кисть,
Эх, хорошо на свете жить… Идешь себе, дышишь свежим воздухом, за тобой верный конь плетется, солнце светит, птички поют, крестьяне работают — не жизнь, а блаженство! А главное — пальцем в тебя никто не тычет. Это в столице меня знают, а на десять верст [2] отойди, так народ не то что меня — короля не узнает! Что поделаешь, темные люди, пытались всякие умники заморские в народ идти, просвещать — да толку? Что тому землепашцу, кузнецу или кожемяке до «демократии» и «свободы слова», а за «гуманизм» и вовсе могут в морду дать, чтоб при детях такими нехорошими словами больше не ругался. Вот столице мыслители нужны, это да, ученые всякие да философы, без этого добра нормальному государству не обойтись, соседи засмеют. А тут всем и все едино, им бы лишь лихой люд в лесах не свирепствовал да подати божеские были, а кто всем этим делом правит и как — дела нет.
2
1 верста = 1,0668 км.
Честно говоря, я им даже завидую, да поздно уже что-то менять — меня образование испортило. Отец в свое время лучшие умы прошлого оживил, сыновей своих чтоб учили. Мне, правда, этих самых умов почти не досталось, братья здорово проредили их ряды, но даже того, что было, хватило с головой! Так что я, увы, окончательно и бесповоротно испорчен заразой науки, а сколько я нагрешил, когда в свое время из старой библиотеки сутками не вылезал… Как вспомню, так вздрогну: чтение вообще страшный грех, а чтение запоем, да не лубочных картинок, а научных трудов — за такое можно сразу веревку на шею и в ад. По крайней мере, говорят, что в иных странах до сих пор все буквы ведут от лукавого и за «грех книгочтения» сразу на кол сажают. Так что в этом смысле я великий грешник и каяться, честно говоря, пока не собираюсь.
Ближе к вечеру, когда багровый диск солнца стал садиться за горизонт, движение на дороге заметно оживилось. То и дело мимо меня проносились всадники и неспешно обгоняли пустые поводы — это торговцы с городского рынка домой возвращались. Пару раз узнавали, предлагали подвезти, но я отказался. Во-первых, потому что не устал — молодому человеку пройтись десяток-другой верст только в радость, во-вторых, из-за Малиновки. Ей ведь, бедной, на телеге прокатиться никто не предлагал, лошадям положено своим ходом идти, ну и я с ней за компанию прошелся. Чтоб не обиделась, а то я ее знаю. Малиновка у меня ой какая злопамятная, годами может обиду таить.
Постоялых дворов к ночи не нашлось, так близко от столицы их строить не принято, так что, поужинав, заночевали под открытым небом. Я — прямо на земле, всегда мечтал спать под звездами, чтоб нежно ласкал ветерок и убаюкивал тихий шелест листвы. Для Малиновки специальную спальную попону взял, самодельную, шерстяную, чтоб не мерзла, бедняжка, и комары не кусали — у нее кожа нежная, как у принцессы. Собственно говоря, братья, когда их еще много было, любили подшучивать: мол, у тебя не лошадь, а принцесса заколдованная — ты ее поцелуй, мигом в человека превратится. Но я так делать не стал, а то еще, не дай бог, действительно превратится. С лошадью я еще хоть как-то совладать могу, а принцесса, да с ее характером… Нет, пусть Малиновку кто-то другой целует, только когда меня рядом не будет, я где-нибудь в драконьей пасти спрячусь, там и то безопаснее.