А если это был Он?
Шрифт:
— Это он, что ли, Эмманюэль Жозеф? — спросил один из них, уставясь на задержанного.
Но вместо ответа получил кивок и невнятное бормотание.
— Да что с тобой такое?
— Сам увидишь…
— Что увижу?
Прибыв по назначению, они спросили бригадира. Тот бросил сердитый взгляд на задержанного и проворчал, что занят. На самом деле он звонил в префектуру, согласно приказу.
— Шеф, — сказал один из полицейских, задержавших Эмманюэля Жозефа, — тут дело особое…
— Что тут особого? — потерял терпение их начальник.
Только теперь он заметил растерянные физиономии и мертвенную бледность своих подчиненных.
— Да что с вами обоими?
— Шеф… он не…
Полицейский сглотнул слюну и закончил фразу:
— Он бесплотный, шеф.
— Как это — бесплотный?
— Попробуйте взять его за руку.
Бригадир пожал плечами и попытался схватить Эмманюэля за руку.
— В бога душу… — прорычал он, сминая рукав куртки.
Торчит же из этого рукава рука!
— Незачем ругаться, бригадир, — спокойно сказал Эмманюэль.
Тот в ужасе отпрянул назад.
— Господи Иисусе, Мария, Иосиф!
Он поднес руку к груди и прислонился к стене. Какой-то полицейский вошел в кабинет, ошеломленно уставился на сцену и застыл.
— Вот ведь паскудство! — вскричал бригадир. — А тут еще сам префект вот-вот приедет!
Он вытянул шею в сторону Эмманюэля:
— Вы что… Бог?
Эмманюэль улыбнулся и покачал головой.
— Я всего лишь тот, кого вы называете Иисусом.
У бригадира подкосились ноги. Он упал на колени:
— Пощадите! Умоляю! Я не сделал ничего плохого, я…
— Я знаю, — сказал Эмманюэль. — Час еще не пробил. Я пришел не для того, чтобы судить и множить сирот. Встань, центурион.
Все видели, как бригадир рухнул на колени. Двое арестованных за драку, пойманный на месте преступления вор, проститутка, пристававшая к прохожим, — все окаменели, поняв, что этот незнакомец и есть тот самый Эмманюэль Жозеф, так раздражавший власть.
Комиссариат погрузился в напряженное молчание, которое через полчаса прервал вой полицейской сирены, потом хлопанье дверей. Три исполненных уверенности человека вошли в помещение. Они олицетворяли властность всем своим обликом, от лаковых ботинок до напомаженных причесок. Каждая скорбная морщинка на их лицах свидетельствовала о честолюбии, в жертву которому давно было принесено всякое сочувствие. Дряблые лица, отвердевшие от презрения, как у постаревших кинозвезд, набальзамированных перед отправкой в могилу.
— Где старший? — зычно спросил шедший впереди.
Только тут он заметил выражение на лицах полицейских. Нахмурился. Остальные взглядом показали ему на комнату справа. Он вошел туда, еще больше посуровев лицом.
— А, вот он наконец! — сказал префект, заметив Эмманюэля, сидящего на скамье.
Казалось, двое сопровождающих его чем-то встревожены.
— Да что с вами такое? Почему задержанный не в камере?
— Он бесплотный, господин префект, — ответил бригадир, словно втолковывая новобранцу прописную истину.
— Как это бесплотный? Что вы несете?
— Сядь, префект, — сказал Эмманюэль, указав подбородком на место рядом с собой.
— Это уже чересчур! Он мне еще и приказы отдает?
— Сядь, говорю. Я ведь видывал и других префектов, — повторил Эмманюэль. В его голосе прозвучала угроза.
Памятуя о случившемся с министром Карески, заинтригованный префект сел перед Эмманюэлем. Схватил его за руку. Потом покачнулся, его лицо посерело, а глаза выкатились от ужаса. Январское солнце, присоединившееся к электрическому освещению, доказало ему, что он не спит. Он понял. Привалился к стене, открыл рот и стал хватать воздух.
— Это конец? — прошелестел он почти неслышно.
— Боишься? Ты прав. Если бы твой конец настал прямо сейчас, то был бы жалок. Низкий человечишко, твоя душа всего лишь старая тряпка. Нет, успокойся, твой конец настанет не сейчас. От этого бы не было никакого проку. Позвони своему министру и потребуй, чтобы он явился сюда.
Префект полиции вытер лоб, повернулся к одному из своих людей и сделал знак. Тот набрал номер на мобильном телефоне и протянул ему.
— Келлер, министра, срочно. Мне плевать. Министра, живо! Это конец света, слышите?
Начальник секретариата был потрясен, слыша подобные выражения от начальника полиции. И повиновался.
— Адриен? Надо, чтобы вы бросили все дела и приехали в комиссариат на улице Трюффо. Мы арестовали Эмманюэля Жозефа. Может случиться самое худшее… Нет, вы должны приехать. Да, вы! — заорал префект полиции, у которого нервы были на пределе. — Немедленно! Вы, лично!
И он прервал связь.
— Что вы собираетесь делать во Франции? — спросил он Эмманюэля после бесконечно долгого молчания.
Дерзость вопроса ошеломила полицейских.
— Мир движется к небывалой катастрофе, — ответил Эмманюэль. — Битва развернется на трех фронтах: один — в исламском мире, истинный центр которого — Пакистан, другой — во Франции…
Именно в этот момент разъяренный Адриен Дюфор-Жолли, министр внутренних дел, сменивший на посту Франсуа Карески, вошел вместе с четырьмя сопровождающими в комиссариат Семнадцатого округа и окинул сцену взглядом.
Что-то тут было не в порядке.
Во-первых, префект полиции сидел на одной скамье с задержанным, что было немыслимо.
Далее, бригадир и прочие стражи порядка скандально этому попустительствовали.
Наконец, сам задержанный преспокойно и дерзко мерил его взглядом.
— Господин префект, — гневно начал министр, — я бы хотел знать…
— Сядь, министр, — оборвал его Эмманюэль.
Дюфор-Жолли уставился на него, оторопев.
— Вы ко мне обращаетесь?
Эмманюэль кивнул.
— Но я вам запрещаю…
Выражение на лицах префекта полиции и полицейских отбили у него охоту продолжать в подобном тоне.