А ЕСТЬ А
Шрифт:
В другом конце комнаты стоял стол с телефоном, скорее всего, тот же самый стол и тот же самый телефон – и перед глазами Реардэна внезапно возникла фигура человека, склонившегося над телефоном, человека, который уже тогда знал то, что он, Реардэн, начал понимать только теперь, человека, который боролся с собой, чтобы отказать ему в той же просьбе, в которой он отказывал теперь находившимся в комнате людям; он увидел и конец этой борьбы, искаженное лицо человека, смотревшего ему прямо в глаза, и услышал его голос, с отчаянием, но отчетливо выговаривающий: «Мистер Реардэн, клянусь женщиной, которую я люблю, –
Тогда он посчитал эти слова предательством и оттолкнул этого человека, чтобы уйти служить людям, смотревшим на него сейчас. Так кто же оказался тогда предателем? – подумал он; он подумал об этом почти без эмоций, не имея права на эмоции, осознавая только торжественную и почтительную ясность. Кто принял решение дать людям, сидящим здесь, денег, чтобы они могли снять этот номер? Кем он пожертвовал и ради кого?
– Мистер Реардэн, – проскулил Лоусон, – в чем дело? Он повернул голову, заметил, что Лоусон со страхом следит за ним, и догадался, что тот увидел на его лице.
– Мы не хотим отбирать у вас заводы! – кричал Мауч.
Мы не хотим лишать вас вашей собственности, – вторил ему доктор Феррис. – Вы нас не понимаете!
Начинаю понимать.
Еще год назад, подумал он, они, наверно, застрелили бы меня; два года назад они конфисковали бы мою собственность; поколения назад люди их типа могли позволить себе роскошь убивать и грабить, не считая нужным скрывать от себя и своих жертв, что их единственной целью является вполне материальный грабеж. Но их время ушло, ушли в прошлое и их жертвы, ушли раньше, чем обещало расписание истории, и им, бандитам, теперь оставалось только созерцать неприкрытую реальность собственных целей.
Послушайте, ребята, – устало произнес он. – Я знаю, чего вы хотите. Вы хотите сожрать мои заводы и со хранить их одновременно. Все, что я хочу знать, заключается в следующем: что позволяет вам считать, что это воз можно?
Не понимаю, что вы хотите сказать, – оскорбленным тоном произнес Мауч. – Мы же сказали, что нам не нужны ваши заводы.
Хорошо, скажу точнее. Вы хотите и сожрать, и сохранить меня одновременно. Как вы думаете это проделать?
Не понимаю, как вы можете так говорить после того, как получили от нас все заверения, что мы считаем вас человеком, бесценным для страны, для сталелитейной промышленности, для…
Я верю вам. Но это-то и создает еще большие трудности. Вы говорите, я бесценен для страны? Да что там, вы считаете меня бесценным даже для вашей собственной шкуры. Вот вы сидите здесь и дрожите, потому что знаете – я последний, кто может спасти ваши жизни, и знаете, что времени почти не осталось. И все же вы предлагаете план, который уничтожит, разорит меня, план, который требует, с идиотской прямотой, без уверток, кривляний, обмана, чтобы я работал себе в убыток, что бы я работал, а каждая тонна металла, которую я произведу, обходилась мне дороже, чем я за нее плачу, чтобы я скормил вам все, что имею, и мы будем вместе умирать с голоду. Такое отсутствие логики – это уже слишком для любого человека, даже для бандита. Ради самих себя – Бог с ней, со страной, и со мной – вы должны на что-то рас считывать. На что?
Он видел на их лицах выражение «авось пронесет», особое выражение, которое казалось одновременно таинственным и обиженным,
Не понимаю, почему надо обязательно так пессимистично оценивать ситуацию, – мрачно изрек Мауч.
Пессимистично? Вы что, действительно считаете меня способным продолжить дело при вашем плане?
Но это только временно!
Временных самоубийств не бывает.
Но это только на время чрезвычайного положения! Только до тех пор, как все придет в порядок!
– И каким же образом все придет в порядок? Ответа не последовало.
Как, по-вашему, я буду давать сталь после того, как стану банкротом?
Вы не станете банкротом. Вы всегда будете давать сталь, – безразличным тоном вступил в разговор доктор
Феррис, не высказав ни порицания, ни одобрения, просто констатируя факт, как он мог бы сказать другому: ты всегда будешь лоботрясом. – Вам от этого никуда не деться. Это у вас в крови. Или, более научно, вы так устроены.
Реардэн сел; у него было такое чувство, словно он подбирал шифр к цифровому замку и при этих словах почувствовал – клик! – первая цифра встала на свое место.
Главное как-нибудь пережить кризис, – сказал Мауч, – дать людям передышку, шанс подняться.
А потом?
Потом будет лучше.
За счет чего? Ответа не последовало.
Кто же все улучшит?
Господи, мистер Реардэн, люди же не стоят на месте! – вскричал Хэллоуэй. – Они что-то делают, растут, идут вперед.
Какие люди?
Хэллоуэй сделал неопределенный жест:
Просто люди.
Какие люди? Люди, которым вы намерены скормить последние крохи «Реардэн стал», ничего не получив взамен? Люди, которые будут продолжать потреблять больше, чем производят?
Условия изменятся.
– Кто их изменит? Ответа не последовало.
– Останется ли у вас что-нибудь, что можно будет грабить? Если вы не понимали смысла своей политики раньше, просто невозможно, чтобы вы не осознали этого теперь. Взгляните вокруг. Все эти чертовы народные республики по всей планете существуют только за счет подачек, которые вы выдавливали для них из нашей страны. Но вы – у вас не осталось ничего, откуда еще можно что-то выжать или слизать. Ни одной страны на всем земном шаре. Наша была самой большой и последней. Вы ее полностью выжали. Вы– Доили насухо. Я остался последним обломком всего этого великолепия, которого не восстановить. Что вы будете делать, вы и ваш народный земной шар, после того как прикончите меня? На что вы надеетесь? Что у вас впереди – если не считать полного, окончательного и чисто биологического вымирания от голода?
Они не отвечали. Они не смотрели на него. На их лицах застыла упрямая злоба, как будто они слушали призывы лжеца.
Потом Лоусон мягко, полуупрекающе-полупрезрительно произнес:
– Хорошо, но вообще говоря, вы, бизнесмены, все время предрекаете всякие катастрофы, вы годами кричите о не счастьях при каждом прогрессивном начинании и пророчите нашу гибель – но мы живы. – Он улыбнулся, но тотчас стер с лица улыбку, наткнувшись на внезапно потяжелевший взгляд Реардэна.
Реардэн почувствовал, что у него в голове снова прозвучало: клик! – и встала на место еще одна цифра в замке. Он подался вперед.