А кому сейчас легко?
Шрифт:
– Очень приятно, а я Люся, – сказала я, а потом спохватилась: – Погодите! Как же вы незнакомого человека вот так запросто к себе на постой приглашаете? Ведь вы ж меня совсем не знаете! Вдруг я воровка? Обчистила квартирку…
– Квартирка, я вижу, опечатанная, так что обчистить ты ее не могла. А насчет незнакомого… Ты поживи с мое, тоже научишься людей с первого взгляда определять. Пошли. Сейчас, только переоденусь маленько.
Мы спустились на первый этаж, где под лестницей находился закуток уборщицы. Переодевание заключалось в том, что Галина Егоровна облачилась в роскошный китайский пуховик малинового цвета и сапоги-казаки со стразами.
По дороге она рассказала мне свою историю. Галине Егоровне было пятьдесят два года. В Москву она приехала двенадцать лет назад, из родной деревни Полушкино, что в Тверской области. Муж Галины Егоровны был человеком хорошим, но крепко пьющим. Однажды зимой он поехал на тракторе за водкой в соседнюю деревню и на речке провалился под лед. Вытащить-то его вытащили, но воспаление легких вылечить не смогли. Схоронив мужа, Галина Егоровна решила податься в столицу на заработки. Поскольку карьеры модели, артистки и бизнес-леди отпадали в полуфинале, работу долго искать не пришлось – сначала устроилась дворником, потом уборщицей. Еще когда она работала дворником, ЖЭК выделил ей жилплощадь, на которую Галина Егоровна меня и вела.
Жилплощадь оказалась практически элитная. В двух домах от моего собственного – в прошлом – жилья высилась сталинская восьмиэтажка. Дверь в подъезд вела роскошная, кованая, с решеткой и навороченным домофоном. Внутри – мрамор, итальянская плитка и упоительной красоты почтовые ящики. «Однако! – подумала я. – Если дворникам в наше непростое время дают ТАКУЮ жилплощадь… Может, я зря прожила свою жизнь?»
– Галина Егоровна, а как же это вам удалось квартиру в центре Москвы отхватить? – поразилась я.
– Да не квартиру, а комнату. Раньше-то я в подвале жила, от ЖЭКа. А потом – это в конце девяностых было – нанялась я к одной старушке, ухаживать за ней. Она ко мне душою прикипела, родственников у нее не было, вот комнату мне свою и отписала. А что центр – так это одно название. Клоповник, а не квартира, ежели по-честному. У меня в деревне нужник на дворе, так и то чище, чем здешний сортир. Правда, Бога гневить нечего, все же крыша над головой…
Лифт довез нас только до седьмого этажа, дальше нужно было подняться пешком еще на два пролета. Теперь все стало ясно. Здесь мрамором и плиткой уже не пахло, зато отчетливо воняло чем-то совсем не элитным. Пожалуй, капустой. Вареной. Дверь в квартиру тоже была хлипкая, дощатая, обитая драным дерматином и без номера.
За дверью обнаружилась самая настоящая коммуналка: длинный коридор кишкой заворачивал за угол, на стенах висели эмалированные тазы, два велосипеда и лысая автомобильная покрышка. Дверей в коридоре, как мне показалось, было безумное количество, но потом выяснилось – всего десять.
Квартира и состояла из десяти комнат. Вход в ванную и туалет находился на кухне, так что из коридора его было не видно. Галина Егоровна отперла вторую по счету дверь и впустила меня в небольшую, но уютную комнатку, обставленную в традиционно деревенском стиле. Кровать с целой горой подушек и подушечек была аккуратно застелена кружевным покрывалом, трюмо в углу, здоровенная пальма в горшке, двустворчатый шкаф и маленький диванчик возле самой двери. Кошка Пайса соскочила с моего плеча и прошлась по комнате, задрав хвост и настороженно принюхиваясь. Я поставила чемоданы на
– Не боись, Люся, это так, для мебели. На ночь буду тебе раскладушку разбирать, она у меня еще с советского времени, не Китай какой-нибудь. Часть вещей кидай в шкаф, а что не нужно – прям в чемодане под кровать засунь. Пойдем, квартирку тебе покажу.
Показ квартиры Галина Егоровна сопровождала подробным рассказом об обитателях каждой комнаты. Как выяснилось, в самой первой от входной двери комнатушке когда-то была кладовка, а сейчас ее сдавали совсем задешево маленькому и очень тихому вьетнамцу, работавшему на вещевом рынке. Обычно вьетнамцы, торгующие на рынках, прямо там же и живут, устраивая нечто вроде коммуны, но Егор – так обитатели квартиры переименовали для удобства непроизносимого Нгоень Тхая – был кем-то вроде рыночного старшины и потому жил в элитных, можно сказать, условиях.
Третья дверь вела в комнату Пашки-Философа, безобидного хронического алкоголика, который был здесь коренным жителем, и потому остальные обитатели квартиры его уважали. Пашка-Философ раньше пил водку, но потом его измученный спиртосодержащими веществами организм потребовал чего полегче, и теперь Пашка употреблял исключительно дешевый портвейн, а также брагу собственного изготовления. Брагу он готовил в ванной, где зимой и летом сохранялся подходящий температурный режим. Во хмелю Пашка был тих и задумчив, особенно же любил порассуждать на вечные темы, за что и получил свое прозвище.
Галина Егоровна завершила повествование о Пашке, энергично махнув рукой:
– Будет денег просить – не давай, не вернет. И не бойся его, он безобидный.
В следующих двух комнатах также жили коренные обитатели квартиры. Их история была куда более драматична, чем моя. После смерти матери сиротами остались трое детишек-погодков, но отец их, прежде сильно пьющий, не бросил их и не спился окончательно, как ожидали все вокруг, а наоборот, с алкоголем завязал, нашел хорошую работу, пристроил самого маленького в детский сад на пятидневку, двоих постарше – в школу с продленкой, и живут они теперь не то чтобы богато, но и не в нищете. Недавно даже компьютер купили. Звали многодетного отца Сергеем, а детишек – Мишкой, Веркой и Андрюшкой. Говоря о Сергее, Галина Егоровна одобрительно кивала головой:
– Хороший мужик, справный. Была б я помоложе… Ты как сама-то, замужем?
О Руслане и его драгоценной мамочке я рассказывать постеснялась. Не готова я была еще клеймить своего родного, хоть и незаконного, мужа позором в глазах посторонних людей. Покачав головой, я ткнула пальцем в роскошную, обитую кожей дверь с серебряными заклепками.
– А это чья такая красота?
– Тут наш восточный человек проживает, Тигран Вахтангович. Большой человек! Если ты ему глянешься, он тебя пристроит…
– Куда пристроит?
– Как это куда? На работу, ясное дело. Тигран Вахтангович все может.
Тигран Вахтангович работал поваром в ресторане. В Москве он осел еще в начале девяностых, так что вполне мог считаться коренным москвичом. В данной квартире ему принадлежала половина всех жилых помещений, но сам Тигран Вахтангович с семейством проживал только в трех из них, а оставшиеся сдавал.
Людей, снимавших у Тиграна Вахтанговича комнаты, Галина Егоровна называла не по имени, а просто – «эти». Как она пояснила, «они так часто меняются, что их запоминать – только мозг тратить».