А отличники сдохли первыми... 4
Шрифт:
— Ага...
— Там посреди него ряд вертикальных резервуаров. Раньше это было пивзаводом.
— Ох... Да там же всё черным-черно... Ой, вроде движение вижу!
— Это жоры. Сбежались на запах и сгоревших обгладывают. Опоздали мы. Судя по тому трупу — примерно на день. Нет больше Коммуны. И по городу тоже посмотри — дым то там, то тут. Не от костров. От пожаров. Всё разорили, твари. Тех, кто как Дельта, сам по себе тут жил. И дальше пошли.
— На север? — Алина вспомнила вчерашнюю вечернюю беседу. — Это остатки «орды»?
— Больше
— Можно? — Дельта потянулась за биноклем.
— Ага... — Алина передала ей прибор и вздохнула. — Ужас... Вот так живёшь-живёшь... Что-то стараешься наладить... И тут...
— У каждого своя стратегия выживания. И своя правда. Но это не значит, что мы смиримся с их вариантом. Идём обратно.
— А что там дальше на том берегу если идти на север? — Поднимаясь, Алина отряхнулась и поправила свою каску.
— Около дюжины деревушек разного масштаба, очень близко друг к дружке. И потом Балаково. Плотина.
— Подождите... — Дельта, похоже, что-то заметила внизу под утёсом и перешла на шёпот. — Там в кустах человек лежит!
— Жора? Или ещё утопленник?
— Нет... Рядом с ним угли от костра. Грелся... Может ещё живой?
— Прикрой нас отсюда. Мы пойдём спустимся.
— Есть. — Амазонка отдала бинокль и залегла на краю обрыва с автоматом наготове.
Вернувшись к оврагу, мы сошли по его склонам к берегу и вернулись обратно по низу, под белыми известняковыми скалами.
Приглядевшись к парню, который съёжился у потухшего костра, сунув руки в карманы и прислонившись боком к скале, я сначала подумал, что мы всё же ошиблись. И это очередной труп. Всё лицо пацана, видневшееся из-под капюшона демисезонной куртки, опухло и было залито густыми синими гематомами. Но, подойдя ближе, заметил, что он мерно дышит. Спит. Или в отключке. На левом рукаве виднелась знакомая красная повязка. Всё пространство внутри небольших карманов занимали его сжатые кулаки. Очертаний ствола заметно не было. И рядом с ним тоже не лежало ничего опаснее палок и камней.
— Эй, марксист... Живой?
Пацан дёрнулся и попытался разлепить заплывшие глаза. И, едва заметив наши с Алиной вооружённые фигуры на фоне опускающегося солнца, он резко попятился и выхватил из кустов заострённую палку:
— Не подходи! Убью! — Выставив вперёд своё оружие, он мелко затрясся и тихо закряхтел. Не то от страха, не то от боли.
— Смотри сам не убейся. Ты нам не враг. И мы тебе тоже.
Продолжая кряхтеть, пацан тихо просипел:
— Из Березняков?
— Из Саратова. Ты с пивзавода? — Я качнул стволом, указав на его левую руку. — Что там было? Орда?
— Да... — Помедлив, паренёк ответил сразу на оба вопроса и расслаблено опустил палку. — Позавчера пришли. Типа им тут все дань платят и мы тоже должны.
— И вы не согласились?
Продолжая натужно дышать, пацан покачал головой.
—
Услышав её голосок и увидев перед собой девчонку, пацан принял весьма удивлённый вид — насколько это было возможно в его состоянии. И просипел в ответ:
— Ребра... И рука... — Выронив палку, он приподнял руку и показал окровавленную подмышку. Похоже, его ткнули туда чем-то острым в момент, когда он замахивался. Значит сражался, а не просто сбежал.
— Раздевайся! — Алина бесстрашно присела рядом с ним, потроша аптечку.
— Только медленно... — Продолжая держать его на прицеле, я махнул наверх Дельте, и она побежала спускаться к оврагу. — Как всё было?
— Город начали жечь. — Медленно стягивая куртку, пацан морщился от боли. — Ребят перебили, которые там сами по себе при нас жили... Кто к нам убежать не успел. Или в клетки посажали... Потом, когда жоры на гарь сбежались — натравили их на нас.
— Это как же?
— Оттеснили их телегами, а к нам в это время за ворота горелое мясо покидали. Издалека, рогатками.
— Рогатками?!
— Ну... Ай-с-с-с-с...
— Терпи... Тебя как зовут? — Ловко орудуя своими инструментами, Алина разрезала прилипшую к телу рубашку и начала промывать рану.
— Евг... Женя. Женёк.
— Меня Алина. Очень приятно. А это Кир. Сейчас будет немного больно...
— Надо сделать это своим девизом... Так что за рогатки?
— Вкопали в землю по два столба и между ними широкую резиновую ленту с корзиной привязали. Не знаю... Из тракторных камер, наверное, нарезали. Середину резинки — верёвкой к телеге с лошадьми. Оттягивают, кладут в корзину горелое и рубят верёвку.
— Так выбросили бы обратно за забор.
— Да пока всю эту... — Пацана передёрнуло — не то от ожога антисептиком, не то от воспоминаний. — Пока эту россыпь соберёшь... Там же и внутренности ещё... Они ещё три раза стрелять успевают. Жоры ворота снесли... И тех, кто сопротивлялся, эти козлы потом перерезали.
— А ты что же? Судя по ране, тоже сопротивлялся...
— Меня Кузьма спас. Они когда уцелевших к воде отвели, начали этот свой ритуал проводить... Он там на них рыпнулся, и некоторые успели в воду попрыгать, пока его не скрутили. Он здоровый был. Повалил целую толпу.
— А выплыл ты один?
— Не знаю... Темно уже было.
— Мда... Короче не удалось вам в отдельно взятом городке коммунизм построить...
К этому времени вниз подоспела амазонка. И страдающее от боли избитое лицо пацана опять преобразилось в удивлённую гримасу.
— Дельта, это Женёк. Женёк, это Дельта. — Я быстро их познакомил. — А что с теми, кто не сопротивлялся?
— Тоже по клеткам распихали. И некоторых на этом... Ритуале... Типа в свои посвятили. — Женёк продолжал с удивлением разглядывать экипировку девчонок. Кажется, они произвели на него даже больший эффект, чем вменяемый жора. А может он просто не мог меня толком разглядеть на фоне солнца.