А порою очень грустны
Шрифт:
Форма помощника официанта включала в себя коричневые брюки клеш из полиэстера, коричневую, с чудовищными отворотами на груди рубашку из полиэстера и оранжевый жилет из полиэстера, по цвету сочетавшийся с обивкой в помещении ресторана. Каждый вечер его жилет и рубашка были покрыты жиром, и матери приходилось их стирать, чтобы он мог надеть их на следующий день.
Как-то вечером пришел Коулмен Янг, мэр города, с группой бандитов. Один из них, озверевший от выпивки, направил свой издерганный взгляд на Митчелла:
— Эй ты, мудила. Поди-ка
Митчелл подошел.
— Воды мне налей, мудила.
Митчелл налил.
Человек уронил на пол салфетку.
— Я салфетку уронил, мудила. А ну подними.
У мэра, сидевшего с этой компанией, вид был несчастный. Но подобные ужины входили в его обязанности.
Дома Митчелл пересчитывал чаевые, рассказывая родителям, какая дешевая жизнь в Индии.
— Там можно на пять долларов в день жить. А может, и меньше.
— И чего вам Европа не нравится? — спросил Дин.
— Мы едем в Европу.
— Лондон хорошее место. Или Франция. Могли бы во Францию поехать.
— Мы и едем во Францию.
— Не знаю, что вам эта Индия далась, — покачала головой Лилиан. — Обязательно что-нибудь подцепите там.
— Тебе наверняка известно, — сказал Дин, — что Индия — одна из так называемых неприсоединившихся стран. Знаешь, что это означает? Это означает, что они не хотят делать выбор между США и Россией. Считают, что Россия и Америка эквивалентны в моральном плане.
— Как нам с тобой там связываться? — спросила Лилиан.
— Можете посылать письма в «Американ-экспресс». Там не пропадут.
— Англия хорошее место, — сказал Дин. — Помнишь тот раз, когда мы в Англию ездили? Сколько тебе лет было?
— Восемь, — ответил Митчелл. — Значит, в Англии я уже был. Мы с Ларри хотим еще куда-нибудь съездить. Куда-нибудь не на Западе.
— Не на Западе, значит? Ага, понял. Так, может, вам в Сибирь съездить? Может, посетить какой-нибудь гулаг? У них там, в империи зла, такие имеются!
— Вообще-то Сибирь было бы довольно интересно посмотреть.
— А если заболеешь, тогда что? — спросила Лилиан.
— Не заболею.
— Откуда ты знаешь, что не заболеешь?
— Я тебя вот что спрошу, — сказал Дин. — Вы сколько времени собираетесь путешествовать? Месяца два-три?
— Скорее восемь, — ответил Митчелл. — Зависит от того, на сколько денег хватит.
— А потом ты что делать собираешься? Со своим дипломом по истории религии?
— Думаю поступить в богословскую школу.
— В богословскую школу?
— У них там два отделения. Люди поступают, чтобы стать священниками или теологами. Я хочу по научной линии пойти.
— А потом что? Будешь преподавать где-нибудь?
— Может быть.
— Сколько преподаватель по истории религии зарабатывает?
— Понятия не имею.
Дин повернулся к Лилиан:
— Он думает, это пустяки. Зарплата. Пустяки, так он думает.
— Мне кажется, преподаватель из тебя вышел бы замечательный.
— Ну? — Дин обдумал эту идею. — Сын-профессор. Наверное,
— Если повезет.
— Постоянная работа — дело хорошее. Для Америки нетипичное. Но если получишь, то можно неплохо устроиться.
— Мне пора, — сказал Митчелл. — На работу опаздываю.
На самом деле он опаздывал на беседу со священником. Втайне от всех, по секрету, словно покупал наркотики или посещал массажный салон, Митчелл ходил на еженедельные встречи с отцом Маруччи в церкви Св. Мери, католической, той, что в конце Монро-стрит. Когда Митчелл впервые позвонил в дверь дома священника и объяснил, что ему нужно, коренастый падре взглянул на него с подозрением. Митчелл пояснил, что собирается принять католичество. Он говорил о своем интересе к Мертону, особенно к истории его собственного обращения, описанной в «Семиярусной горе». Он рассказал отцу Маруччи примерно то же, что рассказывал профессору Рихтеру. Но отец Маруччи то ли не особенно рвался обращать в свою веру, то ли уже видел таких, как Митчелл, и не стал на него сильно давить. Дав Митчеллу кое-что почитать, он отправил его восвояси, пригласив зайти в другой раз, если будет желание побеседовать.
Отец Маруччи был вылитый персонаж из фильма «Город мальчиков» — такой же угрюмый, как Спенсер Трейси. Митчелл сидел у него в кабинете, замирая от благоговения перед большим распятием на стене и полотном «Священное сердце Иисуса» над притолокой. На старомодных батареях были ажурные украшения. Мебель была тяжелая, прочная, кольца на шторах напоминали миниатюрные спасательные круги.
Священник пристально вглядывался в него узкими голубыми глазами:
— Прочли книги, которые я вам дал?
— Да, прочел.
— Вопросы есть?
— У меня скорее загвоздка, чем вопрос.
— Выкладывайте.
— Знаете, я тут все думаю, если я стану католиком, то надо бы мне как-то научиться соблюдать правила.
— Мысль неплохая.
— С большинством из них у меня проблем не будет. Но я не женат. Мне только двадцать два года. Не знаю, когда я вообще женюсь. Может, еще не скоро. Словом, правило, насчет которого я переживаю, в основном касается добрачного секса.
— К сожалению, тут выбирать по желанию не разрешается.
— Это мне известно.
— Послушайте, девушка — это вам не арбуз. Вам что, обязательно надо в ней дырку сделать на пробу?
Это Митчеллу понравилось. Именно на такое серьезное духовное наставление он и надеялся. И все-таки он не понимал, как это может облегчить муки безбрачия.
— Идите подумайте, — сказал отец Маруччи.
На улице только-только загорались неоновые вывески Гриктауна. Если не считать этого небольшого освещенного квартала, да еще вечернего матча, который начинался за Вудвордом, на стадионе «Тайгер», в центре Детройта было пусто. Теплый летний бриз донес до Митчелла запах реки. Сунув брошюру по катехизису в карман жилета, он отправился в ресторан и приступил к работе.