А порою очень грустны

Евгенидис Джеффри

Чем тебе холоднее, тем больше сжигаешь калорий.

Возбужденное настроение, ровное биение сердца и большая мягкая меховая шапка — этого хватало для тепла, пока он шел, минуя большие дома на берегу и крытые гонтом коттеджи, ютившиеся в переулках. Но когда он наконец добрался до центра города, то с удивлением увидел, как тут безлюдно, даже в выходной. Магазины и рестораны начали закрываться после Дня труда. Теперь, за две недели до Рождества, лишь немногие из них продолжали работать. «Ловушка для омара» — закрыто. «Нэпис» — открыто. «Франт-стрит» — открыто. «Корона и якорь» — закрыто.

Поэтому он

рад был обнаружить небольшую толпу, собравшуюся посередине дня в «Губернаторе Брэдфорде». Вскарабкавшись на стул, он взглянул на телеэкран, пытаясь придать себе вид человека, у которого в голове одна мысль, а не пятьдесят. Когда к нему подошел бармен, Леонард спросил:

— Это вы — губернатор Брэдфорд?

— Нет, не я.

— Пинту «Гиннесса», пожалуйста.

Леонард крутанулся на стуле и взглянул на остальных посетителей. Голове его было жарко, но шапку снимать не хотелось.

Из четырех посетительниц бара трое прихорашивались, проводили руками по волосам, выказывая готовность к совокуплению. Мужчины отвечали на это тем, что понижали голос и время от времени лапали женщин. Если не обращать внимания на такие человеческие признаки, как речь и одежда, примитивное поведение становилось более очевидным.

Когда принесли «Гиннесс», Леонард крутанулся обратно к стойке.

— Вам надо усовершенствовать методику трилистника, — сказал он, глядя в стакан.

— Как вы сказали?

Леонард указал на шапку пены:

— Это не похоже на трилистник. Это похоже на восьмерку.

— Вы что, бармен?

— Нет.

— Тогда какое вам дело?

Леонард ухмыльнулся, сказал: «Ваше здоровье» — и начал посасывать бархатистое пиво. В какой-то степени он был не прочь провести в баре остаток дня. Ему хотелось смотреть футбол и пить пиво. Хотелось наблюдать за тем, как особи женского пола прихорашиваются, подмечать другие примеры их примитивного поведения. Сам он, конечно, в данном контексте тоже был примитивен — прощелыга мужского пола. Прощелыги мужского пола — известные баламуты. Интересно было бы посмотреть, на что он сумеет завести народ. Но от бармена шли неприятные флюиды, и потом, ему хотелось еще пройтись, так что он, допив стакан, вытащил из кармана десятидолларовую бумажку и оставил ее на стойке. Не дожидаясь сдачи, он соскочил со стула и вынырнул на улицу, в воздух, пробиравший холодом до костей.

Небо уже начало темнеть. Только пошел третий час, а день уже умирал. Устремившись вперед, Леонард почувствовал, как и сам падает духом. Прежнее умственное оживление начинало угасать. Выпить «Гиннесса» было ошибкой. Сунув руки в карманы джинсов, Леонард покачался взад-вперед на каблуках. И этого оказалось достаточно. Новое подтверждение его гениальной идеи: не успели силы пойти на убыль, как он почувствовал очередной их прилив, словно из крохотных клапанов в артериях бил эликсир жизни.

Поддерживаемый на плаву химическими процессами мозга, он легко зашагал по Коммершл-стрит. Впереди какой-то парень в кожаной шапке и куртке спускался по ступенькам в «Погребок». Пульсирующая музыка вырывалась изнутри на улицу, пока он не закрыл за собой дверь.

Гомосексуализм представлял собой интересную тему с дарвинистской точки зрения. Признак, вызывавший среди популяции предрасположенность к бесплодным сексуальным отношениям, должен был привести к исчезновению этого признака. Однако ребята в «Погребке» представляли собой доказательство обратного. Видимо, тут имеет место своего рода аутосомный перенос, соответствующие гены как-то выезжают на заботливых хромосомах.

Леонард двинулся дальше, глядя на сделанные из плавника скульптуры в запертых художественных галереях, на гомоэротические открытки в витринах магазина канцтоваров, еще открытого. И тут он заметил одну удивительную вещь. На другой стороне улицы, как оказалось, еще работала лавка с тянучками под названием «Солоноводные». В витрине горела неоновая вывеска, внутри виднелась движущаяся фигура. Нечто таинственное и одновременно неотступное, нечто взывавшее к его собственной приматной сущности заставило его подойти поближе. Он вошел в лавку, и колокольчик на двери зазвенел. Та интересная вещь, о которой сообщили ему клетки его организма, оказалась девушкой-подростком, стоявшей за прилавком. У нее были рыжие волосы, высокие скулы и обтягивающий желтый свитер.

— Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Да. У меня вопрос. Сезон наблюдения за китами еще не кончился?

— Э-э, не знаю.

— Но ведь корабли с туристами вышли в океан, разве нет?

— По-моему, это вроде летом бывает.

— Ага!

Что говорить дальше, Леонард не знал. Его посетило острое сознание того, какое у этой девушки маленькое, совершенное тело. В то же время сахарный запах в лавке напоминал ему конфетный магазин, куда он ходил в детстве, не имея денег ни на что. Тут он сделал вид, будто заинтересовался тянучками на полках, сложив руки за спиной и рассматривая товары.

— Красивая у вас шапка, — сказала девушка.

Леонард обернулся, широко улыбаясь:

— Правда? Спасибо. Только что купил.

— Только без пальто, наверное, холодно?

— Здесь, с вами — нет.

Его датчики уловили, что осторожность с ее стороны подскочила, поэтому он быстро добавил:

— Что это вы вдруг зимой открыты?

Это оказался удачный шаг. У девушки появилась возможность излить душу.

— Потому что мой отец хочет мне все выходные испортить, — сказала она.

— Ваш папа — владелец этого магазина?

— Да.

— Значит, вы вроде как наследница империи тянучек.

— Типа того, — согласилась девушка.

— Вы знаете что скажите своему папе? Скажите ему, что сейчас декабрь. Кому нужны тянучки «Солоноводные» в декабре?

— Да я ему так и говорю. А он отвечает, все равно люди приезжают на выходные, так что нельзя закрываться.

— Сколько у вас сегодня покупателей было?

— Человека три. И вы еще.

— Вы меня считаете покупателем?

Она перенесла тяжесть тела на одну ногу, приняла скептический вид.

— Ну вы же зашли.

— Точно — зашел. Как вас зовут?

Она помешкала с ответом.

— Хайди.

— Хай, Хайди.

То ли дело было в ее вспыхнувших щеках, то ли в тесно прилегающем свитере, а может, просто так бывает, когда Супермен оказывается на расстоянии вытянутой руки от супердевушки, — какова бы ни была причина, Леонард почувствовал, как возбудился, стоя в пяти шагах от нее. Это были важные клинические данные. Жаль, у него не было при себе блокнота, чтобы записать.