А после они...
Шрифт:
Фома стоит у лифта, залипнув в приложении такси.
– В отель? – мямлю я.
– Нет, ко мне поедем.
В квартиру, где они жили с Аленкой? Серьезно? Вот чего я точно бы не хотела.
– М-м-м.
– Мать там ремонт сделала. Поедем, ночь переночуем, а там решим, как быть. Я выпотрошен.
Ну, если ремонт, то ладно.
Тот же двор, те же подъезд и лифт. Здесь почти невозможно отстраниться от прошлого. Не знаю, что он себе думал. Лично мне неприятно. Возвращается чувство вины. А у меня после встречи
– Ты пока осмотрись, а я постелюсь в спальне.
Пыльно… Хотя не так, как могло быть. Наверное, кто-то здесь прибирается, как и в нашей с отцом квартире. Интересно, они в ней планируют жить? Папа переедет? А как же наша фирма? Все так запуталось. Вот это да… Братик.
Опускаюсь на диван. Сижу, перевариваю. Так проходит не одна минута. А Фомы все нет. Иду за ним. Феоктистов стоит спиной, свесив голову и опустив руки. В одной из которых зажата какая-то бумажка. Стопка белья валяется неразобранной в ногах.
– Эй! Ты чего? Так сильно расстроился?
Нет, я тоже в шоке, но ведь это хорошо, да? Жили себе два одиноких человека, а потом встретились… А ребенок… Наверное, я, в отличие от Фомы, была готова, что отец когда-нибудь заведет новую семью. У мужчин с этим все обстоит гораздо проще, чем у женщин. А тут – сюрприз.
– А?
– Из-за родителей.
– А… Нет. Тут… другое. Вот. Почитай…
Не скрывая удивления, забираю из рук Фомы бумажку, и кровь в жилах стынет. Почерк Аленки я узнаю из тысячи. Мы же… Боже, мы десять лет сидели за одной партой в школе!
Меня страшно манит написанное. И в то же время я так боюсь это прочитать. Руки дрожат. Бумага шуршит, словно и ей передалась моя истерика.
– Да ты не бойся, – вдруг улыбается Феоктистов, видя, как отчаянно я трушу. – Там нам благословение.
– Правда? – шепчу, недоверчиво распахнув глаза.
– Ага. Читай.
Я ныряю в текст. Жаль, он совсем короткий. Под конец Аленке было трудно держать в руках ручку.
Прочитав, утыкаюсь носом в плечо Фомы. Тот целует меня в макушку, а потом отстраняется.
– Выйдешь за меня? – спрашивает вдруг, протягивая коробочку с кольцом. Если бы не это, я бы решила, что это спонтанное решение, на которое повлияло полученное послание, и засомневалась – решился бы он когда-нибудь на этот шаг, если бы не оно. Но ведь кольцо было куплено явно заранее. А значит…
– Только если ты меня любишь.
– Очень.
– Тогда ладно, – всхлипываю. – Давно ты его купил? Красивое какое.
– Уже месяца три таскаю в кармане, с тех пор как точно понял, когда смогу перебраться в Тай. Все ждал какого-то особенного момента, и только теперь понял, что особенным мы их делаем исключительно сами. Правда?
Трясу головой. С визгом бросаюсь к Фоме на шею. Он хмыкает и крепко-крепко обнимает меня в ответ.
– О чем думаешь?
– О том, что надо ехать мириться со стариками.
– Наши старики нас, молодых, обскакали, а ты говоришь.
– Это типа намек на ребенка? – хмыкает Феоктистов, поглаживая меня по щеке.
– А ты не хочешь?
– Да нет. Теперь дело принципа – догнать и перегнать.
Эпилог
Еще через год
– Все! Можешь заходить! – говорит Фома, распахивая дверь нашего дома у меня перед носом.
Толкаю вперед коляску со спящей дочкой. Очень удачно он нас выпроводил погулять. Не сказать, что я успокоилась, но все же как-то смогла немного собраться.
– Давай сюда мою принцессу!
– Тише ты, – шикаю. – Она спит.
– Ну, тогда в саду коляску оставим, да? Пойдем скорее. У меня для тебя сюрприз.
– Это я уже поняла, – бормочу, рассчитывая все же, что главным хедлайнером этого вечера буду я. – Родители когда обещали подъехать?
– К семи. Уже задерживаются, – не глядя на меня, бросает Фома, распахивая двери в гостиную. – Прошу!
Став за спину, Феоктистов прикрывает мне глаза руками и чуть подталкивает вперед. Он и правда думает, что я ничего не знаю. Наивный. Я ведь женщина! Мы гораздо более внимательны к деталям, чем мужчины. И я давно свела концы с концами.
– Ну?! Смотри.
Открываю глаза. И совершенно непритворно ахаю. Потому как одно дело – разгадать тайный план любимого мужчины, а совсем другое – увидеть своими глазами его воплощение.
– Даже знать не хочу, в какую сумму тебе обошлась эта елка.
– Могу себе позволить, – бурчит, притворно нахмурившись. – И когда ты превратилась в такую скрягу? Не нравится?
– Нравится! Очень. Сюрприз удался, – улыбаюсь я во весь рот.
– Я рад.
Фома обхватывает ладонями мои предплечья и, отстранив от себя, проходится по моему лицу непривычно серьезным и внимательным взглядом.
– Что?
– Ты сделала меня очень счастливым, знаешь? Я счастлив каждую секунду жизни. Я… люблю тебя, Жень. Так сильно тебя люблю…
От нежности, что меня охватывает, сладко щемит в груди. Приподнимаюсь на носочки, обхватив раздавшиеся плечи мужа, чтобы ласково потереться носом о его колючую щеку.
– Я тоже, родной. Я тоже…
Стоим, покачиваясь на фоне огромной украшенной к Новому году елки. Но расслабиться до конца все равно не получается. Я прислушиваюсь к звукам, доносящимся в приоткрытую дверь. И знаю, что Фома делает то же самое. Рождение Сонечки неизбежно все изменило. Феоктистов даже как-то обмолвился, что стал гораздо снисходительнее относиться к собственной матери, которая в свое время едва не задушила его любовью, а все потому, что и сам едва мог с ней справиться, однажды прижав к груди нашу дочь.