А слабо?

Orbit без сахара

Брюнет был уже наполовину обнажен, и Филипп залюбовался на хрупкое, белокожее тело, упустив тот момент, когда Вольф, скользнув ладонями по торсу партнера, вцепился в его футболку и, резко разведя руки в стороны, разорвал ее напополам. Обрывки ткани упали к ногам танцоров, зал взвыл, а Свай застыл на месте, не в силах сдвинуться, не в силах даже выкашлять из легких невесть как попавший туда глоток виски. Тир стоял к нему сейчас в пол-оборота, и на его обнаженном плече красовалась, маня и пугая, такая знакомая парню татуировка. Огромная, на пол предплечья, яркая радужная паутина с черным красноглазым пауком в центре. Он уже не однажды видел такую

же. Последний раз, не далее как чуть меньше недели назад.

– Матерь Божья, - прошептал Свай.
– Да быть такого не может! Тир это что, сокращение от Тироль?!

Можешь помочь - помоги!

Утро известило солиста "Стрельцов" о своем приходе требовательной трелью телефона и до безобразия жизнерадостным голосом его личного кошмара:

– Проснись и пой, солнышко! – проржал Макс в трубку, стоило только парню буркнуть своё злобное "алло".
– Соскучился по мне?

Свай поморщился, с трудом сдерживая рвущиеся наружу ругательства. Он поднес к глазам правую руку со своим бессменным вот уже несколько лет "Брайтлингом" и тяжело, сквозь зубы, выдохнул:

– Изверг, ты вообще в курсе, который час?

– А тебе что, на часы не хватает? – съязвил блондин.
– Так и быть, отстегну от щедрот душевных. Будем считать это моим взносом в развитие мировой музыкальной индустрии.

– Тебе какого хрена надо? – прошипел Свай, уже догадываясь, каким будет ответ.

– Да я, собственно, только уточнить. Ты подумал над моим предложением?

– Про двести пятьдесят штук? – уточнил он.

– Какой ты, однако, меркантильный! – снова заливисто заржал парень.
– Двести, радость моя! И еще сто баксов на часы. Цени мою щедрость!

Вот как ему удается оставаться таким бодрым? Свай покинул клуб уже ближе к часу ночи, успев полюбоваться на ещё одно выступление блондинчика, на этот раз сольное. И когда он уезжал, темно-синий Кавасаки всё ещё стоял на своём месте у чёрного входа. А значит, и домой он вернулся намного позже музыканта. И тем не менее, судя по его голосу, неугомонный Макс готов был сейчас горы свернуть, в отличие от самого Свая, мечтающего лишь о том, чтобы его оставили в покое и дали поспать. Он прикрыл глаза, в попытке собраться с мыслями, но коварное сознание немедленно подбросило одну из картинок вчерашнего вечера.

Тир, наполовину обнаженный, стоит, прикрыв глаза и откинув назад голову, медленно покачиваясь на месте и скользя раскрытыми ладонями по блестящему от пота телу. Вокруг беснуется толпа, ему что-то кричат, чего-то требуют, что-то предлагают… А он, такой далекий и отстраненный, вдруг раскрывает глаза, обводит прищуренным взглядом публику и, неожиданно озорно показав всем язык, начинает нарочито неспешно расстегивать свои узкие до безобразия джинсы.

Да… Этот парень знал, что делает… Понаблюдав за ним всего несколько часов, Свай уже и сам не отказался бы провести с ним ночь, даже невзирая на неприязнь, которую

блондин всё ещё вызывал в нём. Он бы, пожалуй, так и поступил, если бы тот оказался посговорчивее. Но из осторожных, нарочито равнодушных расспросов его приятеля бармена, парень понял, что ему здесь ни шиша не светит. Тир, как называли в этом месте отпрыска именитой фамилии, не только не продавался, но и ни разу за полгода, что работал в клубе "Котик", не покинул его в компании ещё кого-нибудь.

Уже дома, ворочаясь в своей огромной и пустой на этот раз кровати, Свай принял решение. Он поможет Тиролю выиграть это идиотское пари. Ни о чем не спрашивая и ничего не требуя взамен. Просто поможет. Почему? На этот вопрос сложно ответить. Наверное, потому что может.

Когда ему было лет четырнадцать, мать взяла Филиппа с собой на работу. До этого он редко бывал в городе. Жили они в загородном поместье, в школу и из школы его возил специально для этого нанятый шофер, поэтому мальчик довольно плохо представлял себе, с чем может столкнуться. У входа в музей, администратором которого и работала его мать, к ним подскочила дурно пахнущая и вульгарно одетая женщина, явно обколотая или с сильного перепоя, и попросила денег. Деток кормить не чем, голосила она, на хлеб не хватает, помогите, люди добрые, кто чем может. Чистенький и красиво одетый Филипп, брезгливо заткнув нос и сделав вид, что не замечает её, демонстративно обошел попрошайку стороной и уже собрался зайти внутрь здания, когда неожиданно обнаружил, что матери нет рядом. Пропажа нашлась рядом с нищенкой. Мать потрошила свой кошелек, выкладывая в дрожащие от перепоя руки его содержимое. Уже в лифте паренек счел необходимым отчитать родительницу за столь безрассудный поступок.

– Мама, - с серьёзностью, на которую способны лишь насмотревшиеся голливудских фильмов подростки, начал он.
– Зачем ты дала ей денег? Ты что, поверила во всю эту чушь про голодающих детей? Да у неё же на лице написано, что прямо отсюда она помчится в ближайший супермаркет за бухлом или ещё чего хуже!

– Может быть, - ответила женщина, внимательно всматриваясь в его глаза.
– Но ты можешь быть в этом стопроцентно уверен?

– Да я жизнь свою готов на это поставить! – фанатично заявил Филипп.

– А нашу с папой? – огорошила его мать.
– Послушай, сынок, я тебе сейчас кое-что скажу, а ты постарайся, пожалуйста, услышать. Просить о помощи очень непросто. Это унизительно. Это сложно. Это идет вразрез с самой людской природой, что бы тебе ни говорили по этому поводу в школе. И чем сильнее и увереннее в себе человек, тем тяжелее ему на это решиться. Это как прыгнуть с крыши небоскрёба. Когда незнакомец протягивает к тебе руку и просит "дай", не требует, а именно просит, это означает, что он уже дошел до крайности, испробовал все известные ему способы и пути, и не нашел ответа. Не спрашивай, зачем и как. Если можешь, просто дай. Помощь, сыночка, не требует объяснений и регламента. Её либо дают, либо нет. Не за что-то, не для чего-то, не почему-то, а просто потому, что могут. Подумай над этим на досуге.