… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Он вырвался – убежал из роты.
Что характерно – не «деды» писанулись, а «черпаки».
Потом уже я догадался – они эти несколько дней на него злобу и страх копили за то, что не такой как они.
Не по национальному признаку, а за то, что у него такая семейная трагедия, из-за которой тебя может грохнуть без оглядки на квадратуру круга.
Стая страхом цементируется.
А он всего лишь в штаб убежал – не рискнул в Дагестан податься.
Оттуда дежурный по части старлей пришёл и отвёл
Там уже один из днепровский отдыхал. У него хорошая дрянь оказалась.
Раскумарились.
На нары прилягли и тут он мне начал поливать, что вся наша великая держава давно под контролем тайной сети теневой организации с разветвлённой структурой взаимодействия и все мы движемся к одной великой цели независимо от того, осознаём мы это или нет.
Вобщем, такой себе рыцарь-тамплиер из Днепропетровска.
Но если ты настолько франк-масон, тебя в стройбат загребли бы?
Но я ему не мешал свой структурный анализ излагать, ведь дурь у него же.
Тут дверь открывается и вкатывается татарский колобочек.
И кто это такой смешной и кругленький?
Алимоша! А тебя за что?
Дежурный по части снял с грузовика за прибытие в расположение части в нетрезвом состоянии.
Хотел даже обыск учинить на предмет обнаружения попытки ввоза контрабандного спиртного, но Алимоша стал бить себя в грудь, фуфайку расстегнул и кричит: смотрите, какой он честный боец, а запах это от жигулёвского пива, что выпил по нечаянности, думал, что это ситро, там темно было!..
Так расстёгнутым его к нам и привели.
Минут через пять Алимоша в дверь постучал, спросил у дежурных по КПП – старлей ушёл или нет?
Ушёл.
Тут Алимоша из рукава фуфайки достал бутылку вина и велел отнести в первую роту Вите Новикову, а то ребята заждались уже.
Дежурные ушли исполнять поручение, а Алимоша из второго рукава достал вторую бутылку и остался без бицепсов. Ну, и как водится
…бойцы вспоминали минувшие дни
и битвы где вместе рубились они…
Утром нас, конечно ж, выпустили – кому-то ж надо пятилетку выполнять.
А кавказца, что шантажировал самоубийством поверх серии убийств, перевели в отдельную роту.
Того узбека я приметил в столовой, потому что он натолкнул меня на мысль, о том, что для т'aски не обязательно иметь дурь, а можно тащиться и на ш'aру.
Мы после отбоя в столовую зашли; «молодые», у кого наряд на полы, там уже уборку начали; мы в углу за столом аккуратно сели, никому не мешаем – когда они ещё сюда домоются! Косячок культурно по кругу ходит, а таскалово на смехуёчки завернуло – друг на друга смотрим, со смеху уссыкаемся.
И этот узбек, что метрах в трёх от нас мокрую тряпку по полу таскал, вдруг тоже заржал!
Короче, на нас глядючи, подзарядился и его тем же руслом поволокло – на ш'aру, без дури.
Подозвали его, пяточку предложили, но он отказался.
Ну, ясно, шугается ещё – вдруг кусок из его роты сюда заглянет как тут что…
А потом смотрю – он в бригаде с РБУ в одном со мной грузовике домой ездит.
А иногда по дороге песни поёт на своём языке и в своих среднеазиатских гармониях. Непривычно, но слушать можно; типа, Джимми Хендрикс без гитары.
Узбеки в задумчивость впадают, и дорога быстрей кончается.
Молодец акын, или, может, ашуг. Ну, короче – лабух.
Сержант Миша Хмельницкий никак имя его не мог выговорить, под конец говорит:
– Ладно! Будешь – Вася!
Вот как-то едем домой, Хмель и говорит:
– Вася! Пой!
Я вижу, что тому неохота, настроения нет, а Хмель не унимается:
– Ты чё, не понял? Тебе сказано – пой!
Ну, тот и запел. Узбеки на него волком смотрят, по своему матерят: чё, мол, ты у этой падлы канарейкой заделался?
Языка я не знаю, но оно и так понятно.
Лабух куплета два проаманил и – на коду.
А Хмель опять пристаёт:
– Пой, Вася!!
Тот опять завёл на высоких нотах.
Тут смотрю узбеки расцвели, в одном месте хохотнули даже.
Ну, понятно, это он в песне слова переделал:
Вай, сержант, я твой мама ебал!..
А Хмель не врубается:
– Во! Молодец! Ещё давай!
Тот ещё даёт:
Вай, сержант, я твой рот ебал!..
Узбеки со смеху дохнут, а сержанту понравилось:
– Хорошо, Вася!
Тут грузовик на нужном мне перекрёстке у светофора тормознул и я, не прощаясь с милой компанией меломанов, через задний борт по лесенке с достоинством слинял.
А линял я к тихой мышке.
Вообще-то её Таней зовут, просто про себя я её так называл.
Блондиночка.
Когда я к ней в троллейбусе первый раз подошёл, она всё так тихонько отвечала.
А как не подойти? Несколько раз её в одном и том же троллейбусе видел, в котором от Кольцевого до РБУ ездил.
Она мне уже потом сказала:
– Я тебя ещё в феврале приметила. У тебя в самые морозы бушлат нараспашку был, вся шея открытая.
…лишь тех мы женщин выбираем, которые нас выбрали уже…
Она старше меня года на два.
В то утро, когда она согласилась вечером встретиться на Кольцевом, я не один на работу ехал, и там от остановки до РБУ ещё по переулку метров двести топать. Так я тому молдаванину говорю: