… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Огромный домина, по фронтону отакенными буквищами «Центральная Библиотека им. В. И. Ленина». Так он же для чего старался? Чтобы рабочие могли книжки читать!
Нам всем поголовно вдалбливают его главный наказ: «Учиться, учиться и учиться».
И что же теперь выходит?
До Великой Октябрьской революции, в 1913 году, любой рабочий мог заглянуть в книжную лавку и купить эти лекции на 60 страниц, после той же самой революции в ЦБ имени Ленина мне сказали: «хрена тебе, а не книжку, потому что ты –
Так и стою, врастаю в парапет, и такая во мне тишь и кристалличность.
Очнулся только, когда со всех сторон скребёж поднялся.
Гляжу – с полдюжины рабочих лопатами снег счищают. Солнце яркое, а они скребут да на меня поглядывают, будто ждут чего.
А что я дам? Сам несолоно хлебавши.
Или здесь тоже хотят почистить?
Ну, отклеился я от парапета и – в переход, поглубже от сияющих вершин…
В условленное утро пришёл автобус и старший вторсырьёвец подписал бумаги экскурсионного бюро, что нас три дня возили по столице, рассказывая о её исторических и архитектурных достопримечательностях.
И все остались довольны – экскурсовод, получившая три дня оплачиваемого досуга, и отоварившиеся дефицитами экскурсанты, и водитель с трёхдневной пайкой бензина, которую можно пустить в оборот; а больше всех я с монеткой в кармане достоинством в пятнадцать копеек.
Технолог Валя не преувеличивала – три рубля на экскурсию в Москву за глаза хватит.
Единственный минус, что я задолжал фабрике эти три дня, то есть три дневных нормы по тридцать два тюка каждая.
Технолог сказала – ничего, мол, потихоньку, по пять тюков в день сверх нормы – расквитаешься.
Не люблю ходить в должниках и на третий день после возвращения из Москвы я пришёл на работу с «тормозком» съестного, чтобы стать стахановцем.
Когда фабричный автобус увёз всех в город, я остался один на один со скрипуче ползучим прессом и горами тряпья, что накопились вокруг него за время моего отсутствия и почти не уменьшились в дневную смену.
Я отработал вторую смену, потом третью и даже успел поспать в бытовке минут двадцать перед началом нового трудового дня.
Летом к нам добавился ещё один прессовщик и очень вовремя, потому что Миша уходил в отпуск.
Новенького звали каким-то длинным восточным именем, потому что он был таджик, но оно у меня никак не выговаривалось.
Чтобы не париться, я стал звать его просто Ахметом.
Невысокий, смуглый и улыбчивый Ахмет не переносил хавки в столовой завода «Мотордеталь» и после неё отлёживался в бытовке, а бабы его жалели и советовали чем лечиться.
После получки он стал привозить с собой «тормозок» в газете и пищеварение у него наладилось.
В его первый рабочий день его первым наставником оказался я.
Объяснив ему назначение трёх кнопок пресса и показав как закрывается дверца ящика на крюк, я начал делиться с ним знанием того, что некий немецкий поэт заявил, будто все чайки в полёте похожи на букву «Е», а почему?
Его любимую звали Emma!
Разве не молодец?! А?! Подметил!!
Охваченный лекторским пылом, я в тусклом свете лампочки царапал проволокой по серой штукатурке стены эту самую «Е».
Ведь точно же как чайка, что легла на крыло в развороте!
Ахмет радостно улыбался и молча кивал в ответ.
( … теперь спрашивается: зачем я мучил ни в чём не повинного человека, и навязывал ненужные знания парню слабо понимающему русский язык?
Ответ: такова людская природа. В наши гены заложено желание поучать.
Хочешь убедиться?
Взгляни на самую обычную картину во дворе: мужик поднял капот машины и вокруг мигом сгрудился целый рой советчиков – поделиться, блеснуть персональной крохой знания.
Желание это неудержимо, как у брадобрея подсмотревшего ослиные уши царя Мидаса: «я знаю! послушайте меня!» …)
Среди тряпичных отходов иногда попадались пригодные вещи.
Так в шкафчике грузчика Саши скопилось около полдюжины свитеров, с оленями и без; всяких. И он каждый день пижонил в другом свитере.
Володька Каверин по мелочам не разменивался; он копил споротые от пальто меховые манжеты и воротники, чтобы, когда наберётся достаточно, заказать себе из них куртку, или даже шубу.
Пока что он, через два дня на третий, вынимал из своего шкафчика все три уже собранные воротника, встряхивал их и вопрошал:
– А ништяк должно получиться, да?
Ваня в своём шкафчике держал парадный китель подполковника Советской армии, с погонами и всё такое.
Когда меня отрядили гонцом за водярой в вино-водочный магазин на улице Семашко, то моментально экипировали такими джинсами, о каких когда-то я мог только мечтать.
Вот только тот кленовый листочек на ляжке там, по-моему, зря вышит.
Очередь в магазин начиналась задолго до него и непонятно петляла по тротуару, потому-то подобные очереди тогда называли «петлями Горбачёва».
Но громко об этом говорить не стоит, потому что, по слухам, в очередя засылают соглядатаев из КГБ – послушать новые анекдоты и взять на заметку особо недовольных.
Именно на этом основании я и потребовал на фабрике маскировочный прикид, и все согласились, что да, это надо.
Несмотря на маскировку меня опознали пара гонцов из СМП-615, однако, в разговор вступать не стали.