?A?THRA (Крымский детектив). Часть I
Шрифт:
Она упала на бок: телефон отлетел в сторону, в локоть и бедро ударил небесно-голубой, в цвет волн, линолеум. Проскользив по нему по инерции, Аня с трудом развернулась и увидела пузатого охранника. Лицо его перекосило от ярости, он до боли заламывал Ане руки, хотя она даже не сопротивлялась.
– Посмотрим, как ты в полиции побегаешь!
Телефон Ани, лежащий на полу, бренькнул, и она выгнулась дельфином, чтобы посмотреть на экран. Высветилась надпись, что регистрация пройдена, и следом отобразилась страница Ани: пустой список выполненных заданий, пустой список
На первом месте, с нелепой и жуткой золотой короной, висело фото Саши. Ее красивое лицо перечеркивала лента – черная, как могильный гранит.
#8. КОНСТАНТИН МИХАЙЛОВИЧ
Автоматические двери поскрипели и разъехались, в лицо подул прохладный ветерок. Константин Михайлович вышел из супермаркета на одноэтажную старокрымскую улочку, перехватил удобнее пакет с торчащими из него багетом и панамкой, закурил. Тёплый дым заполнил грудь, на сердце полегчало. Уже на ходу Константин Михайлович надел гигантские, как осиные гнезда, наушники, которые ему на пятидесятилетие подарили Слава и Аня. Казалось бы, дурацкий подарок для руководителя следственного отдела, но куда теперь без музыки? Без музыки – тоска, хтонь, увядание. Без музыки…
Константин Михайлович включил радио. Был перерыв между передачами, и играла песня: что-то западное, тяжеловатое. Константин Михайлович такое не любил, но голос вокалиста звучал приятно и бодрил шаг. Менять частоту не хотелось.
Позади осталась четырехэтажная гимназия и банк, у халяльного магазина Константин Михайлович свернул на Горького и с удивлением заметил сына. Слава подпирал их забор из красного оргстекла и, как подросток, что-то бездумно тыкал в телефоне.
За сыном и забором выглядывал типичный старокрымский домик из самана: побеленные известью стены; черепица "татарка"; деревянные красные окна; застекленная веранда, на которой раньше так любили сидеть и Марина, и Слава.
Константин Михайлович стряхнул пепел с сигареты и попытался придать лицу невозмутимое выражение. В последние годы Слава всегда пропускал дни рождения матери, стоило уже привыкнуть.
– Знаешь, кто поёт? – спросил Константин Михайлович, подойдя. Он снял и протянул наушники.
Слава послушал, театрально покивал головой в такт ударным.
– Аннушку спрошу. Я не настолько стар душой.
– Голос приятный.
– Уже знаешь про Иннокентия Александровича?
Константин Михайлович затянулся сигареткой.
– Вы на особом контроле.
Слава на секунду растерялся, и Константин Михайлович почувствовал легкое и стыдное злорадство – что хоть какая-то вещь ещё волновала его балбеса.
– Мстишь? – с легким вызовом поинтересовался сын и рывком протянул наушники обратно.
– Две девушки, Слав. При очень странных обстоятельствах. И на всех документах – ваши с Аней фамилии.
– Мстишь, что я не вывез его.
Константин Михайлович снова затянулся.
– Слав, послушай. Знаешь, когда пишут на полях фамилию какой-нибудь погонистой лысины, а под ней – «на контроль»? Так вот: на вас такую написали. Сейчас погонистая лысина положила вас в шкаф и на время забыла – ровно до того момента, пока не придёт ещё один документ с такой же пометкой. И вот, кладя второй отчёт в шкаф, погонистая лысина увидит две одинаковые пометки и две одинаковые фамилии. Понимаешь, что дальше?
– Посиделки старых пердунов.
Константин Михайлович в последний раз затянулся и с раздражением потушил сигаретку о фонарный столб. Бычок полетел в пакет.
– Станислав, – он чудом успокоил себя, – у меня всего один голос. А зная Аню и, особенно, её отца…
– Я не нянька.
– Не перебивай меня! Следователь должен что? Направлять ход расследования! А не быть печатной машинкой… к неопытному оперу.
– УПК я знаю.
– Тебя Аня почему всюду за руку водит? Почему? Вот и получаешь. И получать будешь дальше. Кто кем руководит?
Слава заметно покраснел.
– Бать, я…
– Что «бать»? Ну что?! – голос зазвенел, и Константин Михайлович усилием воли замолчал, перевёл дыхание. – Ты почему к матери не пришёл?
– Нормальные люди день рождения празднуют, а не ходят на кладбище.
– Один раз в году, Слав. Все, что я прошу – прийти и поставить со мной свечку.
– Ба…
– Единственное, о чем я прошу.
– Ау? – Слава пощелкал пальцами перед лицом Константина Михайловича. – Она не видит твою свечку. Там ее нет. Там пусто.
От слов сына будто ледяная, влажная рука скользнула по затылку и спине. Константин Михайлович почувствовал, что вот-вот сорвется, но тут раздалась навязчивая трель. Слава неловко достал телефон, едва не уронил его и наконец принял вызов.
– Герасимов. Да. – Слава кивнул на вопрос невидимого собеседника. – Ну, конечно, сын! По голосу не ясно?
Константин Михайлович дернул головой, резким жестом надел наушники и направился в калитку из синего, как кровь, оргстекла. В груди все кипело, бурлило – будто чайник выключили, но он ещё не успел остыть.
– Кого вы задержали в океанариуме? – донёсся сквозь музыку в ушах возмущённый голос Славы.
Вопрос был, конечно, риторический.
#9. АНЯ
Темно-синяя машина с поцарапанной дверцей нетерпеливо посигналила, подгоняя Аню и Рыжего.
– По голове себе погуди, – огрызнулся Рыжий и пошёл еще медленнее.
– Конечно. Пешеход всегда прав, даже когда размазан по асфальту.
Рыжий скосил на Аню взгляд, но ничего не ответил.
Они пересекли «зебру», и машина, рыкнув, разметав палые листья и пыль, помчалась вдоль набережной.
– Варенья и блинчиков, – сказала Аня и попыталась убрать волосы, упавшие на лицо. В наручниках это оказалось не очень удобно.
– А?
– Ты спрашивал, чего меня не устраивает в их меню. Нет варенья и блинчиков.
Аня подошла к витрине «Титаника» с неуместным французским триколором и двумя руками потянула дверцу. В отражении блеснуло небо в кружевах облаков, белые красавицы-березы вдоль дороги и синяя чаша залива.