?A?THRA (Крымский детектив). Часть I

Терехов Андрей Сергеевич

– Что-что?

– На каком основании документы спрашиваешь?

– Да ничего, – пролепетал ананас, – я… я…

«Красный» холодно улыбнулся Иннокентию.

– Вы, гражданин, закон сначала изучите, а потом уже лезьте.

– Верту… Сотрудник при обращении обязан представиться.

Улыбка «красного» несколько испортилась, от искусственной вежливости не осталось и следа:

– Ты, дедуля, борзятины объелся?

Иннокентий набрал в грудь воздуха и медленно выдохнул.

– Никому лучше не станет, если ты его в отделение заберешь.

– Я не понял,

дедуля, мне твои документы проверить?

Иннокентий положил сумку на асфальт, достал паспорт и направление в уголовную инспекцию. Протянул.

– Пятнадцать лет в колонии строгого режима. За два убийства. А этот мальчишка еще и женщину голую не видел.

– Вообще-то видел, – вставил зачем-то паренёк, – но…

«Красный» подозрительно смотрел на Иннокентия и не отвечал. Казалось, в его зажиревшем мозгу что-то не стыковалось, не срабатывало.

– Закончили? – спросил Иннокентий.

Тот кивнул.

– Так и быть. Поедете в отделение оба.

#6. АНЯ

Аня вышла из больницы, ища по навигатору автостанцию. Этот район она знала плохо и откровенно злилась на Рыжего, который оставил ее здесь одну. Минуты две стрелочка тупила, кидаясь то в серёдку Феодосийского залива, то Симферополь, а потом повела Аню через стоянку «Скорой помощи». Кто-то истерически сигналил, воняло выхлопными. Экипажи без конца отъезжали и приезжали.

Аня с трудом выбралась из этого ада к трапецевидному скверу, в узкой части которого застыл полубарельеф-полубюст советского деятеля: взгляд – печальный, причёска – лохматая, бородка – козлиная. Мимо деятеля шла девушка в кумачовом пальто и вертела головой, будто высматривала кого-то. Ветерок играл хвостиком ее волос, полами изорванной, грязной одежды.

Аня хотела, было, пройти мимо, затем узнала:

– Алекс?

– Че? – Саша оглянулась, хмурая, мрачная, насупленная. Несколько секунд она рассматривала Аню, будто надоевшего комара, потом лицо в ссадинах разгладилось, на щеках возникли ямочки, на губах – улыбка. – А, чудовище.

Аня решила пропустить подколку мимо ушей:

– Ты знаешь, куда идешь?

– А ты?

– Я серьезно.

– Вперед, только вперёд. Что, кстати, с рукой?

Аня посмотрела на бинты, подкрашенные запекшейся кровью, пошевелила пальцами.

– У тебя есть, где остаться до суда?

– Ну, явно не дома. – Саша похлопала по карману, из которого торчал сложенный лист. – Передай «спасибо» своему питекантропу.

Аня не нашлась с ответом, и они перешли дорогу.

Сюда, видимо, ремонтники не добрались – асфальт напоминал спину мертвого и покрытого пылью слона, с которого медленно сходила кожа. Дул холодный ветер, пропахший известкой. Справа тянулись дома в оттенках песчаника, по большей части одноэтажные, с бежевой черепицей. Менялись только вывески и памятные таблички, вроде «Чебуреки», «Парикмахерская» или «Здесь жил великий композитор», «Здесь жил великий художник», «Здесь жил великий поэт». Слева желтели изгороди, стриженные под батон хлеба; за ними осыпались восточные руины, торчал ветками парк и белела буква «Я» с алым сердечком в кружке.

– Тебе нужна какая-то помощь? – спросила Аня.

– Ох, ну прекратите, сударыня.

– Что?

– Сама разберусь.

На последних словах Саша помрачнела, оглянулась. Аня отвела от лица волосы и проследила за ее взглядом: «Самса», «Гемотест», «Аптечный склад» – ничего интересного. Кивнув с досадой, она ускорила шаг, как бы отделяясь в этой прогулке от Саши.

– Ты очень добрая, – сказала та тихо и как-то искренне, без своей обычной манеры.

Аня приостановилась, оглянулась.

– Вовсе нет.

– И, видимо, скромная.

Ане сделалось до страшного неловко. Хотелось по-детски закрыть уши и переменить разговор на какую угодно тему.

– Ты правда ничего не помнишь?

Саша покачала головой и в который раз осмотрелась.

– И почему сестра приехала к тебе – тоже не помнишь? После такого перерыва?

Саша вытянула шею, словно заметила кого-то на другой стороне улицы, и прошептала:

– Не поняла?

– Твои родители сказали, что вы не общались.

Саша резко обернулась и смерила Аню грозным, если не злым взглядом.

– Мои родители плохо разбираются в современных технологиях. И тем более – в отношениях.

Аня растерялась на несколько секунд, поражённая резко сменой тона и настроения девушки. Что-то заделу Сашу, но что?

Напоминание о родителях?

Мимо прогромыхал красный «жигуль», и они перешли на другую сторону по зебре. Слева показался голый сад, потянулась ограда из каменной кладки и синих решёток. Тротуар раздолбался в труху, от нормальной дороги оставался только прерывающийся ручеек, окруженный гравием и песком, где не хватало только памятной таблички "Когда-то здесь лежал асфальт".

– Какой вопрос ты хотела задать?

– А? – не поняла Аня.

– Ну, козочка, что-то там… Пока твой питекантроп не вмешался.

– Да… глупость.

– Как хочешь.

– Ага. А то я… – Аня отмахнулась, – а то мне опять влетит.

В молчании они прошли улицу, другую, наконец обнаружили невидимую остановку. Знаков здесь не было, навеса не было, и догадаться о ней можно было лишь по метке на Яндекс-картах да по толпе людей, ожидающих автобуса.

Судя по навигатору, ожидать предстояло и Ане. Она размяла спину, посмотрела на слепящее солнце, которое бесконечно медленно двигалось по безоблачному небу. Один мужчина курил, другой, помоложе, договаривался о покупке квартиры в Алуште.

Было нестерпимо скучно.

– Ладно, слушай, – обратилась Аня к Саше, – умирает животное… лошадь. Ей сломали хребет. Умирает мучительно и долго. Умрет.. ну, точно умрет. Что делать?

Саша отодвинулась, нахмурилась.

– Ты сама как бы ответила?

– Я? Ам-м… Не знаю. Может, помогла бы животному умереть, чтобы оно не мучилось от боли. А может… стояла бы, наблюдала, как учёный. Не знаю.

Глаза Саши расширились.

– Интересная ты. Я бы… я бы отвезла, наверное, в ветклинику.