?A?THRA (Крымский детектив). Часть I
Шрифт:
– Вырос ты, Славка.
Конвоир пожал плечам, явно не зная, что ответить. Было видно, что ему неловко, что лучше бы он под землю провалился, чем занимался этим извозом.
– Какая она? – спросил Иннокентий после паузы.
Славка моргнул, снова достал телефон, нашел снимок Ани. На фотографии она стояла у ленты ограждения – в мундире, мокрая, как мышь. Одной рукой дочка убирала волосы с лица, в другой держала рацию. В лице читалась обморочная усталость – без толики радости, без возмущения.
Без
– Она с вами? Как бы… служит?
– Параллельные ведомства.
Иннокентий покачал головой и снова всмотрелся в фото.
– Красивая. В мать…
Это была неправда. В Ане очень мало что напоминало об Агате, и красота дочки была иной – не такой вызывающей, не такой раскаленной, не навыпуск.
Горло пережала невидимая рука, Иннокентий стиснул зубы и отвернулся.
Славка убрал телефон, сел рядом, задвинув женщину с ее баулами. Беззлобно поругался с ней, встал, прошелся, снова сел. Снова встал и вновь принялся топтать известняковые плитки.
– Тебе надо куда-то? Спешишь?
Славка дернул щекой, неопределенно махнул.
– Если хочешь, иди. Я сяду на автобус.
– Я отцу обещал.
Показалось, что он хочет продолжить фразу или задать вопрос, но Славка не сделал ни того ни другого. Достал телефон, быстро посмотрел на экран – вернее, куда-то сквозь него, на автомате – убрал.
– Зачем вы мужика-то?..
Иннокентий сперва не понял, о чем речь, затем поморщился и отвернулся.
– Не лезь под кожу.
– Дядь… Кешь, – Славка с трудом выговорил это детское обращение, – вы… только помните, где вы. Сейчас никому ни до чего…
– А она добрая?
– В смысле? – Славка остановился.
– Ну… человек добрый? Или… – Иннокентий пожал плечами. – Или как я?
Славка долго молчал, затем открыл рот, будто хотел что-то сказать… зазвонил телефон.
– Да, Серег? – он с явным облегчением приложил к уху сотовый. – Узнал?
Из динамика послышался едва различимый голос. Славка заметно удивился, затем посыпал вопросами. Речь шла о какой-то семье: будто бы дочь втягивала одноклассников в опасные игры, и отец с трудом замял жалобы школы.
– Погоди-погоди: ты уверен, что именно на Александру? – уточнил Славка напряженным голосом. Выслушал ответ, кивнул. – Понял. За мной должок, Серег. Я перезвоню.
Он сбросил вызов, ринулся к выходу из вокзала, но на полпути остановился и полурастерянно-полусердито оглянулся на Иннокентия.
– Иди если надо. Я сяду на автобус.
Славка переложил телефон из руки в руку, потер едва намечающуюся лысину.
– Если вы туда не приедете, вы попадете под нарушение досрочного. Отец уже все переоформил на Ростов.
Иннокентий кивнул.
– Я сяду на автобус. Только… – Он поднял руки в наручниках.
Славка потряс в руке телефон, затем шагнул к Иннокентию, достал ключ.
– Вы должны там встать на учет, дядь Кешь. Иначе вас…
Иннокентий прикрыл глаза в знак согласия. Славка покивал несколько раз, точно убеждая самого себя, снял наручники и, отдав билет, пошел прочь.
Облегчения не наступило. Иннокентий потер руки, встал и сходил в туалет, который был не в самом вокзале, как у всех нормальных людей, а сбоку, за углом.
Вернувшись, он долго разглядывал табло, где высветилось, что рейс перенесен на час. Иннокентий спросил охранника, объявляют ли все посадки и услышал множество слов, ни одно из которых не было цензурным.
Промолчал.
Где-то внутри, в кишках – Иннокентий сам не мог понять – скреблась тревога. Он терпел ее, сколько мог, затем вышел из вокзала и купил пирожков в чебуречной напротив. Отдавая сдачу, кассирша обсчитала его на сотню, и Иннокентий долго, безмолвно смотрел на суку-обманщицу, пока та не вернула деньги.
За дегустацией выпечки прошло двадцать минут. Затем еще полчаса. Волны людей разбивались о кассы и растекались в стороны, затем накатывали новые. Воздух будто тяжелел, и на душе тяжелело.
– Объявляется посадка на рейс «Керчь» – «Ростов-на-Дону», – послышалось из громкоговорителей.
Иннокентий поднялся и распрямил спину, потянулся. Вышел. В зоне посадки царил его величество ремонт: вместо асфальта лежала щебенка, а белые решетки, призванные разводить потоки людей, сбились в кучку, точно испугавшись неведомого зверя.
Иннокентий встал в очередь, как и обещал. Сел в автобус.
Он всегда выполнял свои обещания.
Слышались голоса, грохали сумки, топали ботинки. Иннокентий, закрыв глаза, ждал отправки – ждал, как расстрела, как пули, бьющей в висок, – а перед внутренним взором парила Аня, зависшая где-то в его снах, в точке нулевой плавучести. Дышать было нечем, сердце билось, как безумное.
Иннокентий снова и снова повторял себе, что обещал.
#12. АНЯ
Аня постучалась в дверь Саши.
– Алекс?
Баржа была темна и безжизненна – как и всегда, когда Аня приходила домой. Она давно привыкла к этому и приучилась неделями обходиться без людей, но сейчас прислушивалась к тишине за дверью так, будто от этого зависела жизнь.
– Алекс?
Голосили чайки, и ветер задувал в щелях старой баржи, словно играя на ненастроенной флейте. Человеческих звуков не было.
Спит?
Нельзя же спать при сотрясении.
Или что?