А в чаше – яд
Шрифт:
Вот и сейчас, Нина и рассказать не успела, а он неспешно сказал:
– Думаешь, убили его? Не могло быть, что сам что-то съел?
– Пятна у него на шее, как будто кто держал насильно. Не ведаю что сьел, но на вороте и у рта у него крошки сахарные. Пахнет медом и корицей. Только если бы сам что съел, так был бы хоть на людях, все бы знали, опять же за мной послали бы или к Гидисмани хоть. А тут под стеной… кому ж в голову придет туда идти, если солнце уже село. А подальше следы обуви на песке между камнями… Как будто кто-то смотрел, как он умирает. Это ж кем надо быть, а?
– Плохое это дело. Мальца отравить –
– Народ-то со стороны ворот стоял, а следы поодаль и ближе к стене. Феодор покачал головой.
– Что же делать, почтенный Феодор? Сикофант на нас, аптекарей, наперво и думает, мы-то с ядами постоянно дело имеем. А мою аптеку и вовсе закрыть пригрозил. И сказал, что бабьи сплетни ему без надобности.
– Это он зря так тебе сказал. Ну у него забот много, у самого двое детишек, так расстроился поди. Ты вот подумай, зачем дите убили? – Феодор из-под морщинистой руки посмотрел в небо.
Нина лишь вздохнула.
– Тяжело тебе будет, Нина. Самой придется искать потравителя.
– Да куда ж мне, почтенный Феодор? Не умею я душегубов то искать, на то сикофанты и есть. Я к тебе за советом пришла, что делать ума не приложу, – вздохнула Нина.
– Давай-ка я расскажу тебе про мудреца и рыбака, – помолчав, сказал старик.
Нина обхватила себя руками за плечи, приготовилась слушать.
– В далекой феме жил мудрец, к которому приходили на обучение многие юноши и зрелые мужи. Однажды пригласили его в школу, чтобы поделился он своей мудростью с учениками. Добираться пришлось через реку и мудрец заплатил бедному рыбаку на утлой лодочке, чтобы тот перевез его. Когда отплыли от берега, рыбак спросил, куда он направляется. Тот важно ответил, что едет в школу, чтобы учить других. “Никогда у меня не было времени учиться в школе” – сказал рыбак. “Ты потерял полжизни!” – ответил мудрец. “А умеешь ли ты плавать?” – спросил его рыбак. “На это у меня не было времени,” – ответил мудрец. “Тогда ты потерял жизнь, потому что моя лодка тонет!” – сказал рыбак.
– К чему твоя притча, что-то я не пойму, – озадаченно произнесла Нина.
– А к тому: ежели что не умеешь, так учиться надобно. Человек – такое создание божье,что все время чему-нибудь да учится. Где-то с возрастом мудрость приходит, где-то у других посмотришь, где-то сама споткнешься да поднимешься. Для этого ни школы, ни книги не нужны. Ты себя слушай, сердце подскажет, что делать. И от ядов что поищи, пригодится. Что ко мне пришла – хорошо, но ищи и другой помощи. И я поспрашиваю, подумаю.
Гликерия уже несколько раз выглядывала и делала Нине знак глазами, чтоб заходила свежей выпечки отведать, но помешать боялась. Нина поблагодарила Феодора за науку, оставила ему мазь, заглянула в пекарню.
Хозяйка пекарни кивнула на скамью, чтобы Нина присела, пока та обслуживала покупателя с крупным заказом. Ожидая, аптекарша смотрела на сложенные в корзинки хлеба, на разложенные сладости и сдобу. Обычно пьянящий запах свежей выпечки будоражил аппетит, руки сами тянулись к пышным лепешкам и медовым лукумадесам. Аромат и похрустывающая корочка горячих хлебов искушали и манили. Сегодня же Нину не радовали ни запахи, ни вид сладостей.
Распрощавшись с покупателем, наконец, Гликерия присела рядом с Ниной. В руках у нее была плоская миса с парой лукамадесов – знала, чем подругу побаловать. Нина устало улыбнулась и отрицательно покачала головой:
– Спасибо, Гликерия. Ты уж прости, но после сегодняшних событий что-то кусок в горло не идет.
– Что случилось? Говорят убили кого-то. Тебя-то звали зачем?
– Убили. Сикофант за аптекарем послал, вот меня и позвали. Отравили отрока.
На этих словах впечатлительная хозяйка пекарни схватилась за сердце, застыв на мгновение. Слезы покатились из глаз.
– Ой, горе-то. И за что ж мальцу-то такая смерть? Мать, небось, убивается.
Гликерия утирала слезы причитая. Потом посмотрела повнимательнее на подругу.
– И как ты Нина, вот это все так спокойно переносишь? Ты ведь тоже женщина, а не горюешь, не плачешь совсем. Неужто не жаль невинную жизнь загубленную? – голос ее сорвался, она прикрыла рот краем платка.
– Конечно, жаль. И отрока жаль, и мать его. Но ты же знаешь, сколько лет у нас аптека. Знаешь, сколько смертей я видела? И младенцев, коих спасти не смогли, и детей постарше, коих лихорадка унесла, и матерей, умерших от родильной горячки, и сильных мужчин, что умирали от пустяшной раны, потому как слишком поздно к врачевателям пришли. И каждая смерть – еще и чье-то горе. Не всех спасти можно, как ни старайся. Божья воля человеку неподвластна. Сердце-то, оно болит за каждую душу ушедшую, да только слезы уже высохли. Одной молитвой и спасаешься.
Женщины долго еще сидели, тихо беседуя, обсудили и несчастную долю матерей, и опасности, что подстерегают всех в большом городе. Лукумадесы они вдвоем все-таки сьели. Что лучше успокоит взволнованную душу, чем беседа с доброй подругой и тающая во рту выпечка?
Солнце клонилось к закату, пора было закрывать пекарню, да выставлять непроданный хлеб для нуждающихся. Феодор такой обычай завел у себя, что ежели товар остается, то складывать его в корзину и выставлять вечером под портиком. Всегда найдутся люди, кому нужда не дает хлеба детям купить, а гордость не позволяет милостыню просить.
Нина распрощалась с подругой, пообещалась зайти завтра, если справится вовремя с заказами. Только попросила этими в грех вводящими лукумадесами ее больше не угощать, а то придется новые туники шить. Потому как нынешние от таких угощений скоро лопнут на той части тела, что как раз промеж головы и скамейки располагается. Гликерия только фыркнула. Нина, не в пример хозяйки пекарни, слишком тоща, что для почтенной женщины не достоинство.
Глава 2
Настой для душевного успокоения
Равные горсти душицы, мелиссы, тимьяна смешать в горшке, добавить щепоть иссопа, залить половиной секстария только что вскипяченой воды. Когда травы осядут, слить через холстину. Пить перед закатом и утром после еды. Для этого налить пол малой чаши и развести горячей водой до верха. Мед можно добавить в ту же чашу.
Если тоска долго держится, то добавить пару щепоток зверобоя.
Для сердечного успокоения добавить малую горсть цветков конвалярии или ее же настойки малейшую меру.
Из аптекарских записей Нины Кориарис