А в остальном, прекрасная маркиза… (сборник)
Шрифт:
– Чай остыл, – прервал свой монолог Константин Петрович. – Заварить свеженького?
– Если вас не затруднит, – культурно согласилась Алла.
Сколько он будет отсутствовать? Пять минут? Поспать хоть три минутки! Алла знала за собой эту особенность – отключиться ненадолго и проснуться бодрой как бормашина. На лекциях того же Селиверстова она дремала регулярно. В одной руке ручка (конспектирую!), на другой руке, поставленной на локоть, склоненная голова – ни дать ни взять поза задумчивой студентки-отличницы. Да и другие ребята не отказывали себе в желании вздремнуть, бывало – треть аудитории ритмично сопела. Умора, когда засыпал Леня Крылов. Он храпел. Селиверстов свои: а)… б)… И
Алла уснула мгновенно. Веки не до конца сомкнулись, а она уже сон видела.
Константин Петрович вернулся в комнату с чайником и растерянно застыл. Алла спала. Голова откинута на спинку дивана, рот открыт – ничего трогательного, изящного или умилительного в позе девушки не было. Напротив, Алла походила на усталую пассажирку с поезда дальнего следования, во время пересадки заснувшую на лавке вокзала.
А ведь эта студентка давно нравилась Константину Петровичу! Классический овал лица, высокие скулы, аккуратный носик, большие глаза, их выражение – чуть наивное и беззащитное – особенно его трогало. Кожа чистая, персиковая, пальцы рук не костлявые, а вытянутые на конус, точно с картин любимых художников. На его лекциях Алла не храпела, как некоторые мерзкие типы, которых надо гнать в шею, но держат, потому что университет платный. Вносить деньги на право спать на занятиях – это ли не верх абсурда нашего циничного времени?
Решение поближе познакомиться с Аллой было не спонтанным, а глубоко продуманным. Константину Петровичу и в голову не могло прийти, что его примут за преподавателя-развратника, его намерения были самыми чистыми. Отношение к Алле – возвышенным.
Она, Алла, как казалось Константину Петровичу, разительно отличалась от стереотипов, навязываемых глянцевыми журналами и телевизионной рекламой. Когда девушка в томной сексуальной неге намыливается гелем для душа, или пьет йогурт, или облизывает палец, смоченный растительным маслом, – это свидетельство растления, падения нравов. У телевизионных дам, ведущих передачи на морально-этические темы, столь глубокие декольте, что каждую минуту ждешь выпадения грудных желез. А эстрадные певицы! Раздеваются и раздеваются! Уже в купальниках, расшитых блестками, скачут по сцене. Нет! Алла решительно другая.
Повод для близкого знакомства представился во время зачета. Алла так волновалась, отвечая на вопрос, что сердце Константина Петровича затрепетало. Да он бы поставил ей зачет только за это волнение! Скольким олухам, наступая на горло собственной совести, рисуешь положительные отметки, а здесь мадонна девственной свежести!
Познакомиться поближе означало рассказать о себе без утаек и прикрас. Неудачный брак, работа над кандидатской диссертацией, сейчас – над докторской. И столько терний, столько болезненных уколов! Его сердце изранено, не станет скрывать, вылечить может только тепло, идущее от щедрой женской души…
Откровенность Константина Петровича вызвала у Аллы отклик, который он никак не расценивал приятным. Девушка широко раскрывала глаза, словно он ведал о чем-то фантастическом (Алла боялась моргнуть и ненароком отключиться). По лицу Аллы периодически пробегала непонятная гримаса (давила зевоту). Да и в целом при близком рассмотрении студентка не казалась небесно чудной, на идеал тянула все меньше и меньше. Константин Петрович уже сожалел, что пригласил ее, раздумывал, как свернуть визит. Дать обещанные книги? Но вдруг потеряет?
Теперь же и вовсе несусветное – девушка сидя спит на его диване с открытым ртом. Как усталая торговка!
Константин Петрович поставил чайник на столик и тронул Аллу за плечо:
– Простите, дружочек, но не лучше ли вам…
От его прикосновения Алла свалилась на бок, пробормотала:
– Сгинь, урод!
И продолжила спать. Теперь уже с закрытым ртом, но вульгарно изогнувшись – ноги на полу, голова на диванной подушке. Ни дать ни взять – алкоголичка, сморенная водкой. А ведь они пили лишь чай.
Подруга Аллы Татьяна забыла о данном обещании. Вспомнила, только выйдя из клуба и обнаружив на телефоне два десятка Аллиных сообщений – воплей о помощи. Вышла Татьяна не одна, а с Тимофеем, познакомились три часа назад, он вызвался проводить. Тимофей обладал спортивной фигурой и держался самоуверенно, как человек, знающий себе цену. Именно такие нравились Тане – твердость и уверенность она считала главными мужскими качествами. И соответственно Таня полагала, что основное женское оружие – это трепетность и слабость. Алла говорила: «Если парень понравился, то ты начинаешь кривляться и вести себя как умственно отсталая». Но Таня критическую иронию подруги не воспринимала. Сама-то Алла при необходимости могла изобразить столь умилительную беспомощность, что окружавшие мужчины выпячивали грудь колесом и били каблуками в горячем стремлении броситься защищать бедняжку. Как у Аллы, у Тани не выходило, но это еще не повод отказаться от мудрой женской тактики. Быть естественной и не жеманничать – вариант не рассматривался. Они еще долгие годы после замужества и до гроба будут естественными. Зачем молодость, если не для того, чтобы кружить-морочить мужчинам головы?
Прочитав сообщения, Таня трагически всхлипнула, прижала телефон к груди, зажмурила глаза:
– Какой ужас! Кошмар!
Чуть переиграла, качнувшись как бы в преддверии обморока. Зато Тимофей ее подхватил.
– Умер кто-то? – спросил он.
– Почти, – прошептала Таня. – Я этого не переживу!
К Таниной досаде, убедившись, что сознание она не теряет, Тимофей разжал объятия и чуть отступил.
– Бывает, что поделаешь, – утешил он.
– Вот прочти!
Таня протянула ему телефон, сморщила лицо и заохала, не подозревая, что в этот момент похожа не на трепетную недотрогу, а на свою плаксивую маму, у которой в очередной раз высаженную в молочные пакеты помидорную рассаду испортили кошки. Мама обожала своих трех котов, отвечавших на любовь разбоем и хулиганством.
– Не понял, – нажимая на кнопки и перелистывая двадцать одинаковых сообщений «Горю, спасай!», Тима спросил: – Кто слал эсэмэски?
– Моя подруга Алла, – скорбно пояснила Таня. – Ах, это страшная, страшная, страшная история! Абсолютно трагическая.
– Но никто в ящик не сыграл? – уточнил Тима.
Таня внутренне запаниковала: Тима опасно расслабился, перестал сочувствовать. Таня усилила драматизм, прижала ладошки к лицу, мотала головой и бормотала:
– Ужасно, ужасно, ужасно!
Они находились в десяти метрах от дверей клуба. За ними наблюдал куривший охранник. Он выкинул сигарету и приблизился к парочке:
– Девушка, у вас какие-то проблемы?
И грозно посмотрел на Тимофея. Тот пожал плечами, развел руки в стороны: я ни при чем. Таня это видела сквозь раздвинутые пальцы.
– Спасибо, все в порядке! – сказала она охраннику, подхватила Тиму за руку и потащила прочь. – Я тебе сейчас расскажу. Моя подруга Алла. Вместе учимся в гуманитарном университете на искусствоведческом. Есть один преподаватель! Монстр, маньяк! Читает эстетику Возрождения.