А жизнь идет...
Шрифт:
И здание школы наполняли главным образом женщины и дети, но являлись и мужчины. Непременно приходила Монс-Карина, которая и тут жевала табак, плевала на пол и растирала плевок ногой. Приходила Вальборг из Эйры; на ней было, пожалуй, слишком нарядное платье из зелёной с красным материи. Корнелия из Южной деревни приходила с матерью и братом, которого звали Маттис. Немного погодя появлялся также и Карел из Рутена и его жена Гина с малышами. Умение Карела играть на скрипке было очень кстати во время пения, но Гина своим прекрасным голосом заглушала всех. Изредка на собрание приходил какой-нибудь солдат из Армии спасения 6 ,
6
Армия спасения (англ. Salvation Army) — международная миссионерская и благотворительная организация, существующая с середины XIX века и поддерживаемая протестантами-евангелистами. Штаб-квартира находится в Лондоне.
Переполненная комната, слёзы и волнение, — против этого не пойдёшь! Только окружной врач ворчал — крещение в водопаде дикая выдумка: от такого крещения пойдёт простуда, может сделаться воспаление в лёгких, катар мочевого пузыря, во всяком случае, верный ревматизм, искривятся суставы, распухнут пальцы. Так высказался окружной врач. Но в религиозных вопросах доктор Лунд ничего не смыслил.
Август беспокоится. Он ждёт деньги из Полена, и ничего не может предпринять; приходится довольствоваться ежедневным надзором за постройкой дороги. В качестве правой руки самого Гордона Тидемана он не может поддерживать знакомство с кем попало, и по воскресеньям, разрядившись, он принуждён в одиночестве отправляться на прогулку по окрестностям, помахивая тросточкой и рассуждая сам с собой.
Август пошёл по направлению к новому дому Тобиаса. Корнелии не было, никого не было, дом пуст. Единственным живым существом оказалась стреноженная лошадь, которая паслась неподалёку. Август осмотрел дом и обошёл его со всех сторон. В качестве застройщика в прежние годы он ещё интересовался строительством. Но здесь нечему было выучиться. Голые стены с мохом между брёвнами, пристроенные сени, торфяная крыша. Никаких цветных стёкол в двери.
Август поплёлся к лошади. Этот свой подарок он ещё не видал, а так как в тот же момент он заметил женщину, которая из соседнего дома шла прямо к нему, то постарался изобразить из себя основательного человека и знатока. Он хотел поднять переднюю ногу лошади, но она прижала уши и повернулась к нему задом.
Подошла Осе, высокая и своеобразная, одетая в лопарскую кофту и кумачи 7 с остроконечной шапкой на голове, с платком на шее и множеством побрякушек, свешивающихся с пояса. Он не взглянул на неё.
— Ты боишься лошади? — спросила Осе.
Он только поглядел на неё и ничего не ответил.
— Я вижу, что ты боишься.
— Бояться не боюсь, но я просто хотел поглядеть копыто.
— А что с копытом? — И она, не долго думая, подняла ногу лошади.
Август немного растерялся.
7
Кумачи — лопарская обувь. — Примечание переводчика.
— Эта новая лошадь Тобиаса просто дрянь, — сказала Осе. — Прежние хозяева расстались с ней, потому что она брыкается. Хочешь поглядеть остальные копыта?
— Нет. Но на кой чёрт ты ввязалась
— А ты чего здесь шляешься? Из-за лошади или ещё из-за чего другого?
Чёртова баба! Долго ли ещё будет она приставать к нему?
— Ступай к своим ровням и ругайся с ними, — сказал он.
Они вместе подошли к дому, и Август убедился, что никого внутри не было. Но Осе не обратила на это внимания и вошла в дом. Выходя из него, она плюнула. «Вот ты каковская!» — подумал он, по всей вероятности, во всяком случае он перекрестился. Ему стало страшно, и он перекрестился ещё раз, перекрестил себе лоб и грудь. Осе не обращала на него внимания, она уселась на пороге и стала набивать трубку.
— У меня есть одна вещичка, — сказал он и показал ей что-то. — Хочешь, я дам её тебе?
— Денежка? С ушком?
— Я сам припаял к ней ушко, её можно носить. Видала ли ты когда-нибудь такую прежде?
— У меня их много.
— Она святая, — сказал Август. — Освящена в России святой водой. Хочешь — возьми!
Она надела её на цепь, присоединила ко всем остальным своим украшениям и испытующе поглядела на него. Теперь и Осе не захотела оставаться в долгу, неожиданно она вывернула свою шапку наизнанку и надела её на голову подкладкой наружу.
— Покажи мне руку! — сказала она. — Нет, не эту, а ту, которой дал мне монету! — Она исследовала руку с обеих сторон, три раза подняла и опустила её и кивнула головой. — Ты дитя, рождённое в пятницу, — сказала она, — одна дрянь и больше ничего.
Он отдёрнул руку и перекрестился ею. Оба были совершенно серьёзны.
Когда она встала и пошла, он закричал ей вслед:
— Эй, у тебя шапка наизнанку!
— Да, так я должна сделать семь шагов, — она остановилась, поправила шапку и ушла совсем.
Время приближалось к обеду, он направился домой, помахивая тростью и что-то бормоча. Он мог бы спросить её, что она увидела на его руке; Осе могла растолковать ему его судьбу, что с ним будет, когда придут деньги. Ерунда! Вряд ли она знала больше него. Но она плюнула, когда вышла из дому.
По дороге ему пришлось идти вместе с людьми, возвращавшимися с крещения в Сегельфосском водопаде. Один из мелочных торговцев в городе, которого Август знал по карточному столу, весело рассказывал об этом священнодействии:
— Монс-Карина вошла в воду с табаком во рту и не могла удержаться, чтобы не плюнуть, — ха-ха-ха! — плюнула в крестильную воду. Её чуть было не отослали обратно. Но креститель смилостивился, велел ей только встать на несколько шагов выше по течению и окрестил её. Вот был пассаж!
— Придёшь сегодня после обеда сразиться в карты? — спросил Август.
— Нет, — сказал торговец.
— Как — нет?
— Сегодня я не беру карт в руки.
— Поступай, как знаешь! — обиженно проворчал Август. Но Август все ещё не узнал того, что хотел знать, и, спустя некоторое время, он спросил прямо:
— А крестился ли кто-нибудь у Тобиаса из Южной деревни?
— У Тобиаса? Нет, никто.
— Я так полагал, раз проповедник остановился там. Одна цыганка плюнула сегодня у него на пороге, поэтому, пожалуй, было бы недурно, если б он окрестился.
— Верно, это была Осе, эта троллиха. Она шныряет повсюду и плюётся у дверей, накликая несчастье.
Август спросил:
— И Корнелия тоже не крестилась?
— Нет. Нас было всего четверо.
Август остановился и воскликнул:
— И ты тоже?