А жизнь продолжается
Шрифт:
С Божьей помощью он нашел в себе силы отказаться от денег и служения мамоне. И что же, наставал день, и ему было во что одеться и что поесть, и он не думал о дне грядущем, когда строительство дороги будет закончено и его должность скорей всего упразднят.
Зато куда труднее было ему побороть свое чувство, благочестие тут совершенно не помогало. Вот такая петрушка! Сам он не считал, что роль ухажера ему не подходит, старик был молод и полон энергии. Если за ним сохранят его должность, он вполне сможет обеспечить жену и детей. Ей будет с ним хорошо, он решил, что не станет скупиться и в чем-то ей отказывать, само
Осе права, он домогался Корнелии. Достаточно было малейшего повода, чтобы он вспыхнул ревностью и потерял рассудок. Как-то раз Беньямин стоял и вырезал свои с Корнелией имена на придорожной березе. Август накинулся на него и под угрозой увольнения велел ему все соскоблить.
— Но тогда получится, будто между нами все кончено! — возразил опасливо Беньямин.
Однако же послушался и сделал, как велел Август. После этого, радостно улыбаясь, он поведал своему начальнику, что у него для Корнелии есть подарок, серебряное сердечко на шейной цепочке, он отдаст его ей в ближайший же вечер, когда соберется в Южное.
Август вспылил:
— Разве я не говорил тебе, чтоб ты женился на девушке из Северного селения?
— Да, — припомнил Беньямин. — Но из этого ничего не выйдет, я выбрал Корнелию.
— Тогда знай, — сказал Август, — если ты подаришь это серебряное сердечко Корнелии, она в тот же самый день отдаст его Хендрику.
Только Август ничего не добился.
— Я в это не верю, — сказал ему Беньямин.
Именно сейчас Августу было никак не обойтись без Беньямина на дорожных работах, не то бы он живо его прогнал.
Этот парень из Северного селения необычайно раздражал Августа тем, что упрямо держался за свою девушку. Август дал ему работу и хорошее жалованье, а где благодарность? Он пригрел на груди змею. Если Беньямину вздумалось вырезать имена на березе, он мог накарябать их и на цементном полу в кинозале. А уж если цемент схватится, они останутся там навеки. И как же это он оплошал, не проверил сразу же! Другое дело, Август сам увековечил дорогое ему имя на бетонной стене гаража. В укромном уголку, всего-навсего как приветствие, но Беньямин все равно унюхал. Ну у него и чутье!
Августа злило, что Беньямин и соперничество с ним отнимают у него столько времени. Это сбивало его на мирское и преследовало даже во сне, этому надо было положить конец. В воскресенье он отправился в Южное и присутствовал на молении в школе, которое проводил сам креститель. Чувствуя себя не в своей тарелке, Август уселся в заднем ряду, подальше от знакомых лиц. А их было несколько. Там была Корнелия, только она его не видела, там был Хендрик, там была Гина из Рутена, которая пела псалмы. Август не обнаружил в проповеди ничего такого, к чему бы можно придраться, креститель отталкивался от Писания, речь главным образом шла о том, чтобы прийти
Август был к этому совсем не готов и побрел восвояси.
Не успел он перейти через мост, как у него зародились сомнения, может, оно и не следовало откладывать в долгий ящик и упускать такую возможность. Он повернул обратно.
Август присоединился к горстке людей, которые направлялись к реке, среди них были Блонда и Стина, горничные из усадьбы. Август подосадовал, что они оказались вместе, хорошо хоть, ему не встретился никто из его рабочих. Зато подошли Корнелия с Хендриком, они были уже крещеные, но хотели еще раз поприсутствовать на священнодействии.
— Как? — сказала Корнелия. — Вы тоже собрались креститься?
— Я должен еще маленько подумать, — ответил Август.
Он не имел ничего против того, чтоб окреститься заново, вовсе нет. Кто знает, может, овчинка и стоит выделки. Уверовала же и перекрестилась Корнелия, да и другие. А он чем хуже?
Короче, он решился.
Перед ним было несколько человек, в том числе и Блонда со Стиной, и ожидать, что с каждым будут разводить церемонии, не приходилось; сестры сюда уже наведывались, и процедура была им знакома, они без раздумий скинули туфли и стащили носки и подоткнули нижние юбки. Им осталось лишь снять сорочки.
В воздухе стояла водяная пыль, от водопада тянул резкий ветер, хотя светило солнце, впору было надевать рыбацкую робу, а на голову — зюйдвестку. Август заколебался. Подняв глаза, он увидел, что Корнелия за ним наблюдает.
Когда настал его черед, креститель сказал:
— Разувайся!
Ну не останавливаться же на полпути! Август снял ботинки и носки и закатал до колена штанины.
— Снимай пиджак, снимай жилет, снимай рубашку! — торжественно возгласил креститель.
Август повиновался. После чего оба они зашли в воду, и Август был крещен тремя погружениями во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь.
Холод был собачий.
Он как мог вытерся и поскорее оделся. Все это время Корнелия наблюдала за ним с недоверием, но теперь-то, надо думать, поверила, потому что подошла к нему с приветливым видом и пристроилась идти рядом.
Август смутился.
— И что ты на это скажешь? — спросил он ее.
А что ей говорить…
— Ну как же? Это выдающееся и исключительное событие в моей жизни, при том что я столько странствовал.
— Наверное.
— Только холодина страшная, не то что на Таити, — заметил Август, у которого зуб на зуб не попадал.
Корнелия считала, что он выдержал испытание. Наравне с другими.
— Другие намного моложе. А я всего-навсего старое корыто.
— Выходит, что нет.
— Значит, по-твоему, не старое корыто?
Углубляться в это Корнелия не захотела. Однако она по-прежнему держалась приветливо и в основном упирала на то, что он хорошо сделал, что окрестился.
— Да нет, я вовсе не такой уж и дряхлый, — заявил Август, молодцевато расправив плечи. — На линии я везде поспеваю, и не дай Бог кому-нибудь двинуть мне в ухо — пристрелю как собаку.