А жизнь продолжается
Шрифт:
А кроме того, сказали они, аптекарь уговаривает их поставить ему новую капитальную стену.
— Да, — сказал Август, — после того, как доделаете ограду.
Ну что за чушь городит их десятник! Бурить отверстия они могут хоть целую зиму, но разве можно бетонировать стену в мороз?
— А ну-ка прекратите этот галдеж! — заорал Август. Что ограда была поставлена!
Август взвесил: стреляй не стреляй, все равно это не поможет. Хотя с каким бы удовольствием он разочек пальнул!
И снова выручил случай. Приехал консул и привез радостное известие: англичанин отправился
Слава тебе Господи, теперь они спасены! Плохо только, что консул рассказал это при рабочих. Ха! Выходит, времени у них хоть отбавляй, они едва доработали смену, а на следующий день и вовсе не вышли бурить. Нет, на следующий день они не пробурили ни одного отверстия. Август нашел их на пустыре, где они вовсю уже устанавливали опалубку для стены.
Он пошел к аптекарю: это никуда не годится, вместо того чтобы закончить работу на линии, они все бросили на середине и взялись за его стену.
Аптекарь встревожился, консул как-никак доводится ему теперь близким родственником, а если точнее, пасынком. Он ответил:
— Вы меня прямо-таки огорошили. Рабочие пришли ко мне вчера вечером и сказали, что уже освободились. Хорошо, говорю, стену надо передвинуть на метр внутрь, начинайте сразу же, время не терпит!
— А почему не терпит? — спросил Август.
— Ну-у… не то чтобы не терпит, — замялся аптекарь. — Но нам хотелось бы успеть до холодов… Поставить дом. С юга уже вышел моторный катер с материалами и людьми. Но ничего не поделаешь, рабочим нельзя приниматься за наш домик, не закончив у вас.
Август поразмыслил. Если плотники с материалами уже в пути, надо срочно добить подвал и капитальную стену, чтобы бетон успел затвердеть. Август охотно поможет новобрачным, и ей, и ему, за ним дело не станет.
— Ладно, — сказал он, — постараемся управиться и тут, и там.
— Мы будем премного вам благодарны, — ответил аптекарь…
С тех пор Август жил в постоянной тревоге и страхе, ведь раз уж рабочие начали бетонировать, нужно было довести это до конца. Кроме того, прибавилось еще одно обстоятельство: прокладка водопроводных труб в подвал и наверх. Этот хитроумный проект чертовски заинтересовал Августа, рабочие тоже порядком им увлеклись, а отверстия между тем никто бурить и не думал. Каждый вечер Август с замирающим сердцем возвращался к себе домой, но назавтра и послезавтра опять шел на риск — и за ограду не брался. Так неделя за неделей и проходили.
И все это время ему никак не удавалось вызвать Корнелию на серьезный и решающий разговор. Когда бы он ни пришел, дома ее не оказывалось. Он не понимал, как она может быть такой бессердечной, ведь он к ней со всей душой. Подержать бы ее за руку, думал он, у нее такая щуплая ручонка, а кончики пальцев потрескались, от недоедания, это трогало его до самого сердца.
Август часто бывал в Южном селении, и всегда по делу. Должен же он был сообщить Хендрику, что англичанин уехал на Свальбард, и должен же он был на другой день разъяснить все тому же Хендрику, сколько времени займет поездка на Свальбард и обратно. Однако Корнелия была неуловима.
— Да куда же она,
— Она и от меня прячется, — ответил Хендрик.
— Отчего это?
— Не знаю. Сдается мне, она сомневается, а получу ли я эту должность при англичанине.
— Она что, так и говорит?
— Да. Раз он не приезжает.
Август возмущенно:
— Передай ей от меня, если я что сказал, так оно и будет!
А потом приключилось большое несчастье, и передавать уже было нечего и некому. Да, всему этому наступил конец.
Со всех ног прибежал Хендрик. Он забыл, что у него есть велосипед, и примчался бегом, обеспамятев и без шапки.
— Она умерла! — выдавил он со всхлипом.
— Умерла?
— Корнелия.
Молчание.
— Ты, случайно, не врешь? — сказал Август.
Хендрик принялся объяснять:
— Утром Корнелия с отцом повели кобылу со двора. А на нее опять накатило, она кусалась и брыкалась и вставала на дыбы. Ну, вышли они на проселок, а вели они ее в соседний приход, к жеребцу. Но добрались только до Межевой речки. Им надо было на ту сторону, а кобыла заартачилась и ни в какую. Они вдвоем тянуть ее, Корнелия споткнулась и посунулась вперед, тут лошадь ее и лягни. Насмерть. В висок. Один-единственный удар…
Молчание.
— Отец к речке, черпанул шапкой воды, думал, она сомлела, а она была уже мертвая…
Молчание.
— Сколько он ее ни отливал, она так и не очнулась. Он кричал, звал на помощь, но это ж далеко, у Межевой речки, а она лежит, не открывает глаз и совсем не дышит…
Молчание.
— Ты был с ними? — спросил Август.
— Я-то? Нет. Отец принес ее домой на руках. Маттис взял мой велосипед и поехал за доктором, только это было уже ни к чему.
Даже и сейчас Августу не изменила смекалка.
— А что сказал доктор? Он пустил ей кровь?
— Не знаю. Он сказал, что она умерла.
— Он что, не стал пускать ей кровь?
— Я не знаю, — сказал Хендрик, — я в дом не заходил. Он вышел и сразу же сказал, что она умерла. И уехал на своем мотоцикле.
Августу вспомнился случай из его кругосветных странствий: смертельный удар бутылкой в висок. Человек умер, но на всякий случай ему сделали кровопускание. Август принял известие Хендрика хладнокровно, он был немногословен, что да, то да, но по виду не скажешь, чтоб горевал.
— Да, — произнес он, — я их предупреждал, я запретил Корнелии водить кобылу на случку.
— Я это слыхал, — отозвался Хендрик.
— Плохо, что я не пристрелил эту зверюгу, — сказал Август. — Я мог бы поступить и иначе и сделать ей прокол, чтобы вышли ветры. Только бесновалась она не от этого, так что прокол бы ей ничуть не помог. Нет, надо было мне ее все-таки пристрелить.
Хендрик ничего не ответил.
Был ли Август человеком суровым и мужественным, который не позволял себе предаваться горю открыто? Или же поверхностным, неглубоким, что и помогло ему пережить эту катастрофу? Наверное, и то, и то. Корнелия умерла, она ему не досталась, но его ревнивое сердце определенно находило утешение в том, что она не досталась и никому другому.