А жизнь продолжается
Шрифт:
— Жалкий островок! — презрительно фыркнул сын. — И затеваться не стоит!
— С миру по нитке, Гордон! Твой отец купил гагачий базар и обустроил его, и все вы во дворце укрываетесь пуховыми перинами.
— Знаешь что, — неожиданно предложил сын, — а не отправиться ли нам туда всей компанией, пока лорд еще здесь?
— Ох уж этот лорд! Хотелось бы мне глянуть на него хоть одним глазком. Марна не может говорить о нем без улыбки.
— Ну как же, они вместе чертыхаются по-норвежски. А вообще нечего над ним смеяться, он человек дельный.
— И вдобавок лорд.
— Ну-у… — Тут Гордон замялся.
— Не
— Тише! Конечно же, он не лорд! Только не вздумай рассказывать об этом встречному и поперечному!
— Не буду.
— Ни одной душе, поняла? Иначе между нами все кончено!
— Ха-ха! А почему из этого надо делать такую тайну?
Гордон:
— Это не я распространял слухи о том, что он лорд. Во всяком случае, не в самом начале. Кажется, это присочинил наш старик Подручный. Но, положа руку на сердце, я вовсе не против, чтобы у нас гостил лорд. Это тебе не баран начихал. А кроме того, Давидсен подал его в газете как лорда, не можем же мы взять да и лишить его этого титула.
— Ха-ха-ха! — от души рассмеялась мать. — А сам он как смотрит на то, что его величают лордом?
— Он? Да он об этом и не подозревает. Знай себе болтает на своем норвежском и говорит ты всем и каждому от Финмарка и досюда.
От смеха у матери даже слезы на глазах выступили.
— Но смотри, мама, не выдавай меня! Хотя бы до поры до времени, — сказал сын. — Он из влиятельной и богатой семьи, и так сердечно ко мне относился, когда мы учились с ним в академии, сколько раз он приглашал меня к себе в дом и не знал, чем мне угодить. Они жили в роскошном особняке, с прислугой и шофером, солидная фирма, богатство. У нас он держится запросто и старается стушеваться, чтобы доставлять как можно меньше хлопот, поэтому мне и хочется дать ему понять, что он не должен избегать нашего общества. Я думаю, нам надо пригласить с собой на гагачий базар кого-нибудь еще, как по-твоему?
— Ладно, ну а кого ты думаешь пригласить?
— Бутерброды с пивом, скромно и сытно. Слушай, мне кажется, надо придумать что-нибудь поизысканнее!
— Да. Так кого бы ты хотел пригласить?
— Я? Ну почему все должен решать именно я? Почему тебе не привлечь Юлию с Марной и придумать что-нибудь самой?
— Ш-ш! Извини!
— Но ведь я же прав? Как будто у меня и без того не хватает дел! Сейчас вот он будет ходить на охоту, и я знаю еще одного джентльмена, который бы с удовольствием к нему присоединился, но — увы! Я перевожу сюда банк, у меня уже составлены две сметы, на деревянную пристройку и каменную, и хоть бы кто из вас помог выбрать!
— Ха-ха-ха!
— Тебе бы только смеяться. Но мне просто необходимо что-нибудь предпринять, не могу же я так и жить на земельную ренту. Послушай-ка, что мне пришло на ум: а если мы захватим еще десерт и вино?
Мать покачала головой и твердо сказала «нет».
— Вот видишь, стоит мне что-нибудь предложить!..
— Мы прекрасно обойдемся и без тебя.
— Ну ладно, пусть будет как будет! Но в одном ты должна со мной согласиться: с тех пор как ты переехала, у нашего работника явно поубавилось энергии и предприимчивости, и ты за это в ответе.
— Я? — переспросила она.
Конечно же, Гордон шутил, но в этой шутке была немалая доля истины. Без матери в усадьбе ему приходилось
Мать прикинула по времени:
— А как же.
Гордон:
— Видишь, я не так уж и глуп, я несколько лет подряд записывал, когда мы копали картошку, и могу теперь свериться. Ты вот смеешься над тем, что я все записываю, но как бы я тогда все упомнил, скажи на милость!
Да, этого у него не отнимешь, Гордон Тидеманн только и успевал записывать, он хозяйничал с помощью записей, потому что у него ни в голове это не держалось, ни душа к этому не лежала. В своих школах он не учился возделывать землю, он учился письмоводительству. Примечал ли он когда погоду, заботясь о яровых? В какую пору для пашни и луга нужен дождь, а в какую вёдро? Ведь если выходило наоборот, нужно было приготовляться заранее, чтобы ненастье не застало врасплох!
Он продолжал подшучивать над матерью:
— Ты даже не предупредила, что подаешь в отставку, ты просто сбежала. И Юлию не выучила, чтоб она могла заступить на твое место. О себе я не говорю, у меня и так дел хватает, а вот Юлии сам Бог велел.
Мать подумала, а ведь он же прав. И, что удивительно, почувствовала себя виноватой, ее сын нуждается в помощи, это ее растрогало.
— Обещаю, что буду к вам почаще наведываться! — сказала она.
— Да уж, пожалуйста! — воскликнул он обрадованно. — Поговори с Юлией, попроси, чтобы она взяла все в свои руки. Я мог бы и сам ее попросить, но тебе это ловчее, что я в этом понимаю… у меня ничего не получится. Но помни, мама, это исходит не от меня, идея целиком твоя!
Хотя перед этим он растрогал ее до слез, тут она ну просто не могла удержаться от смеха, какой же он трусишка, а вместе с тем внимательный и заботливый. В то же время она немало гордилась тем, что в усадьбе без нее было не обойтись.
— Ну, мне пора, — сказала она.
Сын посмотрел на часы:
— Нет, посиди еще немножко, я дожидаюсь Подручного. Он человек аккуратный, будет здесь через несколько минут.
— А что тебе от него нужно?
— Хочу спросить, надо ли артельщикам выходить в море.
Пришел Август, снял шляпу, поклонился обоим и вытянулся в струну. Он выглядел молодцом: после того как с влюбленностью было покончено, он спокойно ел и мирно спал и даже поправился.
— Подручный, я обратил внимание, вы не забрали свое жалованье за несколько месяцев, — сказал консул.
Август был к этому совсем не готов.
— Разве? — ответил он уклончиво. Ну значит, у него, наверно, не было времени…
— Вот, пожалуйста! — сказал консул, протягивая ему конверт.
Август пробормотал, что эти несколько месяцев он как раз на консула и не работал.