А зори здесь тихие… В списках не значился. Встречный бой. Офицеры
Шрифт:
— Людей жалко, — вздохнул Сергей Иванович.
— Может, пропустим фрицев к американцам?
Полковник промолчал. Генерал покосился на него, сказал мягко:
— Мне, Сергей Иванович, тоже людей жалко. И не только этих, — он кивнул на разведчиков, сидевших на корточках у стены, — но и тех, кого та сволочь лет через двадцать в бой пошлет. Вот так. Готовьте атаку. И…— он твердо посмотрел в добрые, в стариковских морщинках глаза, — помните: для нас она еще не кончилась…
— Товарищ генерал!.. Товарищ генерал!
Ликующий
— Товарищ генерал!
Снизу, от узла связи, изо всех сил бежала девушка в гимнастерке, перетянутой ремнем, в узкой защитной юбке, в тяжелых кирзовых сапогах, смешно и трогательно хлюпающих на стройных ногах. Берета на ней не было, и черные волосы метались вокруг головы. Она, задыхаясь, лезла по крутому откосу, счастливая, восторженная, светлая. Торопясь обрадовать людей, она забыла обо всем на свете и, всегда обычно осторожная и скромная, сейчас совсем по-детски поддернула узкую юбку, бесстыдно сверкая голубой каймой стандартных армейских штанишек.
— Товарищ генерал!..
Он понял, что означает этот звонкий, ликующий крик. Понял и бросился к ней, оглушительно заорав:
— Молчать!..
От грозного окрика девушка споткнулась, упала, не отрывая глаз от подбегавшего генерала.
— Товарищ…
— Молчать!.. — второй раз рявкнул он и, запыхавшись от бега, остановился над нею.
Сзади него тут же выросла фигура разведчика. Девушка снизу вверх посмотрела на них, все еще продолжая улыбаться.
— Мир!..
— Нет, — твердо сказал он и опустился рядом с нею на колено. — Нет мира, ефрейтор. Бой идет. После боя мир будет. Поняла?
— Поняла. — Она послушно покивала, улыбаясь. Слезы текли по ее щекам, и она совсем не по-ефрейторски шмыгала носом. — Мир, товарищ генерал. Война кончилась.
Генерал глядел на ее счастливое, зареванное лицо, и острая боль на мгновение сжала сердце. Он опустил голову, наткнулся глазами на круглое, перепачканное землей колено и сразу же поднялся.
— Встать, — негромко скомандовал он, и девушка, поспешно одернув юбку, тотчас же вскочила и опустила руки по швам. — Вытрите слезы.
Она машинально пошарила по поясу, по обшлагам гимнастерки и, виновато улыбнувшись, стала вытирать лицо ладонями. Генерал достал платок, стесняясь, сунул ей в руку.
— Идите к себе и не выходите. И всем скажите, чтобы носа не смели показывать. И никому ни слова. Идите.
— Есть, — шепотом сказала она и пошла вниз, зажав в руке скомканный генеральский платок.
Многие видели эту встречу, слышали крик, но никто не знал, о чем говорил генерал с радисткой. Знал только рослый разведчик Мелешко, которому капитан приказал охранять генерала, но он молчал, понимая, что в бою не следует делиться такой новостью.
— Хороши ножки, — заметил рыжеватый разведчик и вздохнул. — На такие бы ножки да классные туфельки.
— Нашему Феде Гонтарю
— Нет, точно: классная девка, — опять начал Федор. — Главное — дичок. Полгода воюет, а никто в корпусе и похвастать не может, что в руках подержал.
— Один, кажется, пробовал, — скупо улыбнулся капитан. — Пробовал, а потом неделю рожу у санинструктора чинил.
Разведчики засмеялись.
— Я еще не пробовал, — сказал Федор. — Это так, разведка боем.
Грохот заглушил его слова: немцы начали энергичный и бессистемный обстрел. Солдаты попрятались в наспех отрытые щели. Прятались они с шутками, уже не испытывая ни страха, ни даже привычного нервного напряжения.
— Пугает фриц напоследок.
— Боекомплект расходует, чтоб драпать легче было!
— Ну, паразит, я тебе эту мину попомню!..
— Сейчас полезут, — сказал генерал и, не обращая внимания на мины, пошел к водонапорной башне.
Мелешко шагал след в след, почти наступая на пятки. Генерал рассердился:
— Что ходишь как тень? Влепит в спину на прощание…
— У вас свой приказ, а у меня — свой, — ворчливо отозвался разведчик.
По шаткой лестнице они поднялись наверх. Башня гудела от разрывов. Генерал приник к стереотрубе, произнес, не оглядываясь:
— Петя, на прямой — в третью бригаду. Скажи, чтоб перестроились уступом справа. И чтоб Голубничий не зарывался!
— Есть, — сказал молодой и очень молчаливый адъютант. Он загрохотал сапогами по лестнице. Навстречу, пыхтя, поднимался полковник Ларцев:
— Куда, орел?
— В третью.
— Передай, что персональное дело Вовченко слушать сегодня не будем в связи с…— Он спохватился, посмотрел на адъютанта. — В общем, переносится.
— Понятно! — сбегая вниз, крикнул Петя. — В связи с тем самым!..
Полковник, отдуваясь, взобрался наверх. Налет кончился, и сразу стал слышен далекий гул танковых моторов.
— Пошли, — сказал генерал. — К перевалу рвутся, черти. Передай Филину, чтоб обороняться и не думал. Пусть наступает левым крылом по лощине.
— Есть, — ответил лейтенант-связист, лично обслуживающий генеральскую рацию. — «Герань», я — «Ландыш», я — «Ландыш»…
— Надоел мне этот цветочный флирт, — вздохнул полковник. — В жизни стольких цветов не видел, скольких за войну наслышался. И откуда у связистов такая склонность?
— Ботаники все, — проворчал генерал, не отрываясь от окуляров трубы. — Нахально лезут немцы, очень нахально. Скажите Колымасову, чтоб начинал атаку на мост.
— А не рано? — осторожно спросил полковник.
— Чего тянуть? И так последними остались.
Лейтенант вновь припал к своей рации, вызывая далекого Колымасова:
— «Лютик», «Лютик», я — «Ландыш»…
Слева — совсем рядом — ударили выстрелы. Капитан бросился к пролому, выглянул: стреляли в лесу, метрах в трехстах от башни.