А. Азимов, Г. Уэллс
Шрифт:
– Если бы ты сам пришел ко мне… – продолжал Твиссел.
– Прийти к вам? – не выдержал Харлан, – А как насчет Совета?
– Во всем Совете знал я один.
– И вы им так-таки ничего не сказали? – Харлан попытался придать своему голосу ироническую интонацию.
– Так-таки ничего.
Харлан почувствовал, что его лихорадит. Одежда душила его. Неужели этому кошмару не будет конца? Бессмысленная болтовня. Зачем? Во имя чего?
Почему не погибла Вечность? Почему не наступает желанный покой небытия? Разрази его Время, неужели он ошибся?!
– Ты все еще не веришь мне? – спросил Твиссел.
– А
– Мой мальчик, ты глубоко не прав. Их желание видеть тебя было вызвано простым любопытством. Члены Совета – всего-навсего люди с обычными человеческими слабостями. Они не могли присутствовать при отправлении капсулы, им нельзя было поговорить с Купером – обо всем этом в мемуаре нет ни слова. Сохрани меня Время, как ты не понимаешь, что их разбирало любопытство? Ты был для них самой доступной частью проекта – вот почему они так разглядывали тебя.
– Я не верю вам.
– Но это правда.
– Да? А чем тогда были вызваны рассуждения члена Совета Сеннора о человеке, встречающем самого себя? Он явно знал о моих противозаконных вылазках в 482-е и о том, как я чуть было не встретил там самого себя. Он дразнил меня, хитроумно развлекаясь за мой счет.
– Сеннор? Тебя беспокоит Сеннор? Если бы ты только знал, что это за жалкая фигура! Он родился в 803-м Столетии. Его современники в угоду своим извращенным представлениям о красоте намеренно уродуют человеческие тела. Когда Сеннор был еще подростком, ему выщипали все волосы на теле.
Знаешь ли ты, как уродство влияет на человека? Оно разрушает его связи с предками и потомками. Ты почти не найдешь среди Вечных выходцев из этого Столетия – слишком уж они отличны от нас. За всю историю Вечности Сеннор – единственный, кто получил место в Совете.
Нетрудно догадаться, как все это отразилось на его психике. Неуверенность в завтрашнем дне – страшная вещь. Тебе, вероятно, и в голову не приходило, что член Совета может чувствовать себя неуверенно? Сеннору неоднократно приходилось выслушивать призывы к исправлению его Реальности; к уничтожению в ней тех самых обычаев, из-за которых он так резко выделяется среди нас. В один прекрасный день так и будет. И тогда он останется чуть ли не единственным таким уродом.
Он ищет утешения в философии. В качестве моральной компенсации он неизменно затрагивает в разговоре самые непопулярные или непризнанные точки зрения. Парадокс о человеке, встречающем самого себя, – излюбленная его тема. Я уже рассказывал тебе, что он имел обыкновение предсказывать неудачу проекту. Сегодня за завтраком он дразнил нас, членов Совета, а не тебя. К тебе это не имело ни малейшего отношения.
Твиссел разгорячился. Увлекшись своим монологом, он забыл о том, где они находятся, забыл о настоящей катастрофе, он снова превратился в хорошо знакомого Харлану карлика с быстрой жестикуляцией и неловкими движениями. Он даже вытащил сигарету из нарукавного карманчика, но, впрочем, так и не закурил ее.
Внезапно
– Ты сказал, что чуть было не встретил самого себя. Что это значит?
Харлан вкратце рассказал о своем приключении.
– Разве вы не знали об этом?
– Нет.
Последовавшие за этим несколько секунд тишины были для сжигаемого лихорадкой Харлана тем же, что глоток воды для умирающего от жажды.
– А что если ты действительно встретил сам себя?
– Но ведь…
– Случайные отклонения всегда возможны, – не обращая на него внимания, продолжал Твиссел. Если учесть, что число допустимых Реальностей бесконечно велико, ни о каком детерминизме не может быть и речи. Предположим, что в Реальности Маллансона, в предшествовавшем цикле…
– Разве циклы повторяются бесконечно? – не удержался от вопроса Харлан. Оказывается, способность удивляться не совсем еще атрофировалась в нем.
– А ты думал – только дважды? По-твоему, двойка – магическое число? За конечный промежуток биовремени может осуществиться бесчисленное множество циклов. Точно так же, как можно, например, бесконечно водить карандашом по одной и той же окружности, но тем не менее описывать конечную площадь. В предшествующем цикле ты не встретился сам с собой. В теперешнем цикле в силу принципа статистической неопределенности это событие стало возможным. При этом Реальность должна была измениться так, чтобы предотвратить эту встречу, и в новой, уже изменившейся Реальности ты послал Купера не в 24-е, а в…
– Но к чему все это? – вскричал Харлан. – Что вы хотите от меня? Ведь все уже кончено. Все! Оставьте меня. Слышите? Оставьте меня в покое!
– Я хочу, чтобы ты понял свою ошибку. Я хочу, чтобы ты осознал всю глубину своего заблуждения.
– Я был прав. А если и нет, все равно уже поздно.
– Нет, не поздно. Выслушай меня. – Мягко, но настойчиво Твиссел продолжал уговаривать, упрашивать, умолять: – Тебе вернут твою девушку. Я обещал и еще раз подтверждаю свое обещание. Ни тебе, ни ей не причинят ни малейшего вреда. Я согласен дать тебе любые гарантии.
Харлан посмотрел на него широко раскрытыми глазами.
– Но ведь уже слишком поздно. Сделанного не вернешь.
– В том-то и дело, что еще не поздно. Надежда еще не потеряна. С твоей помощью мы можем добиться успеха. Но надо, чтобы ты захотел помочь, захотел «вернуть сделанное».
Харлан облизнул пересохшим языком потрескавшиеся губы. Твиссел свихнулся. Его разум не может примириться с неудачей… или… Неужели Совет действительно знает что-то, неведомое остальным?
Знает ли? Неужели есть средство противостоять приговору Изменения Реальности? Неужели можно остановить Время и обратить его вспять?
– Но ведь вы сами заманили меня в пультовую, где я, по вашему мнению, был совершенно беспомощен, и держали меня взаперти, пока все не было кончено.
– Ты боялся, что не выдержишь напряжения, что у тебя не хватит сил довести свою роль до конца.
– Это была угроза.
– Я понял тебя буквально. Прости меня. Ты должен мне помочь.
Итак, они снова вернулись к исходной точке. Его помощь необходима. Кто из них сошел с ума? Он? Твиссел? Есть ли смысл в безумии? Или хоть в чем-нибудь?