А. Разумовский: Ночной император
Шрифт:
— Алексей Григорьевич! Да уговорите вы брата! Пусть ведет сюда Измайловский полк. Пусть передает власть Екатерине. Чего ждать далее? Время и место самое подходящее.
— Я поговорю, поговорю с ним… — бросался хозяин прочь от взбалмошной, миловидной куколки, верной наперсницы Екатерины.
Сама Екатерина если и присутствовала при таких тайных наскоках, загадочно улыбалась:
— Ах, княгиня! Ах, Катя! Вы все торопитесь? Но в мире ведь ничего не меняется… и не может измениться. Читаете? Много? Знаю, что с излишком. Но не только французами увлекайтесь. Мы, русские… как это говорят?.. Да. Тоже не лыком шиты. Вы, Катя, еще в малолетстве, хотя и замужем.
Княгиня, егоза Дашкова, аж ножками затопала-заперебирала:
— Ваше величество! Не уподобляйте себя бочонку из глупого… какого-то лото! Не хочу я слушать о Михайле Ломоносове. Я к своим гвардейцам побегу. Они дела решат поскорее, чем ваши академики!
Вот и сейчас — бегает да бегает. Алексей Разумовский разумел: эта бешеная весталка, эта вестница победы, к тому же родная сестра Лизки-толстухи, говорит то, что уста самой Екатерины до времени скрывают. Оракул? Флаг-капитан нового корабля?
Корабельщица посиживала за картами с братьями Орловыми — рослыми, красивыми, глуповатыми жеребятами — и повторяла свое сокрытое:
— Ах, Катя-душка! Всему свое время… Сейчас время наше!
Братья Орловы позванивали серебряными шпорами и посматривали на скромнягу гетмана, без которого дела никак не могли сделаться. Каждый из них мог привести за собой от силы пятьдесят гвардейцев, но у гетмана-то — весь покорный ему Измайловский полк. Вдобавок и малороссийская гетманская когорта. Вдобавок и академическая типография, на случай какого воззвания или манифеста. Нет, без Кирилла Разумовского им, бузотерам-гвардейцам, не обойтись. Как и без опыта Алексея Разумовского, уже участвовавшего в подобном перевороте. Но, похоже, его нынешнее положение устраивает?
Михаил Илларионович именно так и сказал наедине:
— Куда нам вновь соваться? Опять на запятки чьих-нибудь саней? Бог даст, летняя гроза зимнюю грязь смоет.
— Гроза иногда молнией побивает, — на спокойный лад возразил Алексей Разумовский, уже несколько опасаясь старого друга-заговорщика, — по его нынешней приверженности императору, который не согнал с насиженного места елизаветинского канцлера.
Нет, в Гостилицах сильно пахло порохом. И не только от частой пушечной пальбы при заздравных тостах. Порох ведь был и в гвардейских ружьях, до времени оставленных.
Был и в Голштинском полуторатысячном полку, возглавленном фельдмаршалом Минихом. Полк стоял под Ораниенбаумом, не так уж далеко от Гостилиц. Да и здесь императора сопровождало полсотни голштинцев — это при пятерых-то братьях Орловых?
Выбрав удобный момент, Алексей высказал брату
— Я, пожалуй, стар и чего-то не разумею, как наш бесподобный Розум… Но не поддавайся очаровывающим глазкам княгини Дашковой. Уж лучше дело иметь с самой Екатериной…
— Ах, брат! Все прошло… время ушло! Она ослеплена, заворожена Орловыми. Особенно Григорием. Кто я для нее? Всего лишь глупый воздыхатель. Но ведь пойду за ней до конца…
— Пойдешь, Кирилл. В том-то и заботушка моя… Попридержи вожжи, которые еще остались у тебя в руках. Кобыла, она хороших вожжей слушается.
— Ну, брат, и словеса у тебя!
— Что делать, по заграницам я не шатался.
— Да, понимаю, обида…
И между братьями словно граната пролетела. С треском разорвалась…
— Пушки? За всех вроде выпито? Это уж в чью честь?
— Думаю, в честь короля Фридриха.
— До-ожили!.. Пойду туда, — кивнул Алексей в сторону гостевой залы. — Небось хватятся.
Слава Богу, все уже перепились, в честь короля Фридриха не понуждали.
Со слезами на глазах сидела Екатерина на дальнем конце стола. Хлопала о правую руку Петра Федоровича в ладоши взбаламученная Лизка и кричала:
— Кто не пьет за короля — тот не пьет и за меня! — глазищами шпыняла в сторону Екатерины.
Алексей на правах хозяина приткнулся возле Петра Федоровича, славшего через весь стол:
— Дура! Дура! В монастырь тебя!..
Пьян, пьян, да ведь найдутся и трезвые, которые ретиво выполнят монаршью волю. Алексей ласково взял под локоток вдрызг разругавшегося гостя, сказал ему самое приятное:
— Не правда ли, ваше императорское величество, славно сейчас бахнули пушки?
— Ах, граф, славно! Но чего она раздражает меня?.. — пьяно сплюнул в сторону Екатерины. — Дура! Дура!
Алексей знал, что за стеной этой залы гужуются с немногими своими приспешниками братья Орловы. Ему даже голоса их послышались — когда и перед кем они сдерживались?
— Пойду, ваше императорское величество, прикажу еще пороху принести. Не было бы задержки тостам.
— А?.. Тосты? — севший было Петр Федорович опять вскочил. — Никакой задержки. Тост! Тост!..
Алексей под эти крики поспешил убраться в соседнюю гостиную. Так и есть: братья похаживали меж ломберных столов весьма воинственно. Шпаг при них не было, но для чего они таким детинушкам? Григорий на пари вызывал против себя пятерых и всех кидал на пол, как тряпичных кукол. Алексей, которого все звали Алеханом, забавлялся тем, что за карточным столом плющил в ладони выигранные монеты, будто на монетном дворе под молотом, да узлом завязывал медные кочерги, так что иной раз и угля помешать в камине было нечем. Разумовский в близкие сношения с этими богатырями-красавцами не входил, ради Екатерины дружил, а потому, лишь бы увести их подальше, сказал безотказное:
— У моего гетмана слово к вам есть… Да не здесь же, не здесь! — повел их в другую гостиную, где недавно оставил брата.
Это было шествие разъяренных богов — ведь и самого Разумовского Бог росточком не обидел.
И — слава Ему! — Кирилл был на месте, в мрачном одиночестве попивал вино, которое ему услужливо приносили прямо из погребов.
— Доблестные братья соскучились по тебе, мой гетман! — обнял и шепнул на ухо: — Отговаривай! Отговаривай! Не время!..
О чем уж с ними толковал Кирилл, Алексей не знал. Но, возвратясь в зал, пагубных криков за стеной не слышал. Екатерина уже осушила слезы, и пролитые-то для назидания гостей, и теперь благодарно посматривала на хозяина. Она поняла, куда и зачем он ходил.