А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников
Шрифт:
7) [*] при возвращении вашем в Грузию, где вы виделись с Сухачевым (служившим в Грузии)?
[* Так в документе.]
а) давно ли вы с нем знакомы и у кого бывали вместе?
б) что вам известно от него или по слухам о предложении, какое он делал некоторым из своих знакомых, о основании Тайного общества в Отдельном Грузинском корпусе и какие представлял он доказательства о возможности распространить там членов сего Общества?
в) что известно вам о намерении Сухачева поселиться в Ростове и о предприятии его ехать в Таганрог? от кого и когда вы слышали или знали о сем?
2) <Ответы>
На заданные мне вопросы высочайше учрежденным Комитетом честь имею ответствовать:
1), 2)
При отъезде моем из Петербурга, сколько мне помнится, Бестужева вовсе не
3)
Во время самого короткого моего пребывания в Киеве один Муравьев туда приехал на встречу к жене, с которою пни два, три или менее пробыл в одном трактире со мною; потом они уехали. Другого я видел у Трубецкого, все это было в присутствии дам, и мы, можно сказать, расстались едва знакомыми. Переписки я с ним никогда не имел.
4)
О Пестеле ничего говорено не было.
5)
С штабс–капитаном Корниловичем я в Киеве не виделся.
6)
Я не знаком с Сухачевым и никогда не слыхал о его существовании [14].
Коллежский асессор Грибоедов.
№ 18 [15].
О КОЛЛЕЖСКОМ АСЕССОРЕ ГРИБОЕДОВЕ.
На докладной записке собственною его императорского величества рукою написано: "Выпустить с очистительным аттестатом".
Рукою барона Дибича присовокуплено: "Высочайше повелено произвесть в следующий чин и выдать не в зачет годовое жалованье".
Коллежский асессор Грибоедов не принадлежал к Обществу и о существовании оного не знал. Показание о нем сделано князем Евгением Оболенским 1–м со слов Рылеева; Рылеев же ответил, что имел намерение принять Грибоедова; но, не видя его наклонным ко вступлению в Общество, оставил свое намерение. Все прочие его членом не почитают [16].
Верно. Надворный советник
А. Ивановский.
Из донесений М. Я. фон Фока
О Ермолове и Грибоедове
24 октября 1826 г.
Вот что узнать можно было от веры достойного человека, насчет пребывания здесь Талызина, который уже десять дней, как уехал обратно.
Списываются собственные слова рассказа:
"Я изучал характер Ермолова как лица исторического и нахожусь в приятельских связях с весьма близкими к нему особами. На Ермолова никто не имеет влияния, кроме его собственного самолюбия. Он некоторым своим любимцам позволяет говорить себе иногда правду и даже требует этого — но никогда не следует их советам. Чем умнее человек, находящийся при нем, тем он менее следует ею влиянию, чтобы не сказали, что им управляют. Таким образом сбыл он с рук нынешнего бессарабского губернатора Тимковского, который утруждал его своими планами и советами. Более всех Ермолов любит Грибоедова за его необыкновенный ум, фанатическую честность, разнообразность познаний и любезность в обращении. Но сам Грибоедов признавался мне, что
Сардарь-Ермулу, как азиатцы называют Ермолова, упрям, как камень, и что ему невозможно вложить какую-нибудь идею. Он хочет, чтобы все происходило от него и чтобы окружающие его повиновались ему безусловно. Отчасти Ермолов и прав, ибо в отдаленном крае, который всегда на неприятельской ноге, будучи всегда окружен шпионами горных народов и владетелей азиатских областей, малейший вид, что кто-нибудь действует умом на Сардаря-Ермулу, унизит его в глазах азиатцев. Ермолов имеет необыкновенный дар привязывать к себе близких к нему людей, и привязывать безусловно, как рабов. Они знают слабости его и недостатки, но любят его. В шутку Ермолов разделяет своих приближенных на две части: одних называет моя собственность, а других — моя личная безопасность. Первые суть те, которым он делает поручения, а иногда доверенности; вторые — удальцы и наездники, вроде Якубовича. Он так величает их и в письмах. Офицеры и солдаты весьма любят Ермолова за весьма малые вещи: он позволяет солдатам на переходах и вне службы ходить в шароварах и широком платье, офицерам — в фуражках и кое-как; мало учит и восхищает своими bons–mots [остротами (фр.).]. В нужде делится последним. Важная добродетель Ермолова, что он не корыстолюбив и не любит денег. Оттого статские чиновники не любят его и, хотя он не весьма бдительно истребляет лихоимство и злоупотребления, но зато если откроет — беда! и его боятся, как огня. Талызин, по своему положению при Ермолове и по сведениям, не мог иметь других поручений, как поразнюхать, что говорят о нем здесь и как судят. Кажется, он поехал отсюда не с весьма благоприятными известиями. Известно, что Ермолова публика обвиняет в одном: зачем не зная о нападении персов, другие обвиняют в многом, но каждый человек имеет своих друзей и врагов; первые смотрят на ошибки в уменьшительное, другие — в увеличительное стекло. Средина есть истина".
О деятельности Грибоедова в Персии
Возвышение Грибоедова на степень посланника произвело такой шум в городе, какого не было ни при одном назначении. Все молодое, новое поколение в восторге. Грибоедовым куплено тысячи голосов в пользу правительства. Литераторы, молодые способные чиновники и все умные люди торжествуют. Это победа над предрассудками и рутиною. "Так Петр Великий, так Екатерина создавали людей для себя и отечества", — говорят в обществах. Возвышение Дашкова и Грибоедова (при сем вспоминают о Меншикове, Сухтелене и других способных людях, заброшенных в прежнее время) почитают залогом награды дарованиям, уму и усердию к службе. Должно прибавить, что Грибоедов имеет особенный дар привязывать к себе людей своим умом, откровенным, "благородным обращением и ясною душою, в которой пылает энтузиазм ко всему великому и благородному. Он имеет толпы обожателей везде, где только жил, и Грибоедовым связаны многие люди между собою. Приобретение сего человека для правительства весьма важно в политическом отношении. Натурально, что при сем случае появилось много завистников, но это — глас, вопиющий в пустыне. Вообще теперь раскрыта важная истина, что человек с дарованием может всего надеяться от престола, без покровительства баб и не ожидая, пока преклонность лет сделает его неспособным к службе, когда длинный ряд годов выведет его в министры. Везде кричат? "Времена Петра!"
Разные рассуждения и толки между короткими друзьями Грибоедова
В последнем письме несчастного Грибоедова из Тавриса в Петербург к друзьям [1] находятся следующие строки! "Наблюдаю, чтоб отсюда не произошла какая-нибудь предательская мерзость во время натдей схватки с турками. Взимаю контрибуцию довольно успешно. Друзей не имею никого и не хочу. Должно прежде всего заставить бояться России и исполнять то, что велит государь Николай Павлович, и уверяю вас, что в этом я поступаю лучше, чем те, которые бы желали действовать мягко и втираться в персидскую бездушную дружбу. Всем я грозен кажусь, и меня прозвали Сахтгир, т. е. твердое сердце. К нам перешло 8 тысяч армянских семейств, и я теперь за оставшееся их имущество не имею ни днем, ни ночью покоя; однако охраняю их достояние и даже доходы, все кое-как делается по моему слову".
Вот некоторое объяснение той ненависти, которую возымели к Грибоедову персидские чиновники и двор, желавшие отсрочить уплату контрибуции, удержать выдачу имущества выходцев и даже воспрепятствовать выходцам свободный пропуск в Россию.
Один друг Грибоедова, пред которым сей последней не имел ничего тайного и поверял все свои мысли и чувства, часто с ним разговаривал о делах персидских, и вот что он слышал от Грибоедова пред его отъездом.
Против Аббаса-Мирзы есть сильная партия при дворе, которая хотела бы удалить его от наследства престола. Эта партия боится, чтоб Россия не покровительствовала Аббасу-Мирзе, и потому старалась и будет стараться всегда очернять его пред российским двором. Назначение в Персию посланником приятеля Аббаса-Мирзы [2] или, по крайней мере, человека, который знает все интриги двора, не могло быть приятным этой партии, и она будет стараться по возможности вредить послу. <...>
Один член английского посольства в Персии, выехавший почти в одно время с Грибоедовым из Петербурга, говорил ему в присутствии друга: "Берегитесь! вам не простят Туркманчайского мира!" [3] И так многие заключают, что Грибоедов есть жертва политической интриги.
И.С. Мальцов из донесений
I
Наконец достиг я до границы нашей и могу иметь честь донести вашему сиятельству об участи российского посольства, при персидском дворе находившегося. Доселе не имел я никакой возможности исполнить сию обязанность, ибо в Тегеране был содержим, в продолжение 3-х недель, под караулом и потом с конным конвоем провожаем до самой границы; я не имел при себе цифири [1] и, следовательно, не мог вверить бумаг своих какому-нибудь персидскому курьеру.