А. С. Секретная миссия
Шрифт:
– Вы, кажется, хотели говорить о делах? – повторил Пушкин сухо и настойчиво.
– Ох, какой вы… Ну ладно, извольте. Давайте, не чинясь, перейдем от высоких материй к прозаическому торгу. Предположим, мы вас не привлекаем в качестве доброй компании. Ну, что поделать, насильно мил не будешь… Подойдем к проблеме с другой стороны. У вас есть кое-что, что крайне меня интересует.
– А именно?
– Бумаги, которые вы забрали из банка Ченчи. И кольцо, которое и сейчас красуется у вас на пальце.
– Зачем вам это?
– Позвольте, я не буду отвечать на этот вопрос? Коли уж разговор у нас пошел чисто деловой? Поговорим,
– Я не торгую этими вещами. Я ничем не торгую.
– Ох, не цепляйтесь вы к словам… Хорошо, вульгарное золото вас, похоже, не интересует ни в каком количестве. Это похвально. Я люблю людей с высокими идеалами, бескорыстие достойно уважения… В самом деле, золото, даже когда его целая груда – это не более чем несказанная пошлость. Ну что, в самом деле, на него можно приобрести? Удивительно унылый набор: поместья, дворцы, еду и вино, титулы и ордена… Женщин я в этот список не включаю, потому что купленная женщина все же, сдается мне, доставляет гораздо меньше удовольствия, чем купленный замок, алмаз, лес… Что еще? Ну, кардинальскую шапку, место в парламенте, но это уже пошли мелочи… Зато есть масса вещей, которые за золото не приобретешь, но они гораздо более ценны, нежели все то, что я сейчас перечислил…
– А точнее?
– Извольте! – с превеликой охотой воскликнул князь. – Ну, хотя бы…
– Начнете, пожалуй, с бессмертия?
– Вы снова наслушались глупых сказок, – с величайшим терпением произнес князь. – Бессмертия не существует… хотя это, конечно, не означает, что нет долголетия. Настоящегодолголетия. Не интересуетесь?
– Нисколько, – сказал Пушкин. – Получится, что я переживу всех, кого знаю и люблю… Выпадуиз своего времени, а значит и из жизни. Какой это, должно быть, тоскливый ужас – долголетие, то самое, настоящее, о котором вы говорите…
– Вы полагаете? Зря… Своя прелесть в этом есть.
– Увольте…
Помолчав, князь встал, прошел к золоченому шкафчику в углу, – его движения были энергичными, молодыми, отнюдь не соответствовавшими седине и определенному числу морщин – и вынул оттуда что-то продолговатое, более всего похожее на лакированный ящик для пистолетов. Поставил на стол перед Пушкиным и поднял крышку (при этом крышка, словно музыкальная шкатулка, сыграла короткую приятную мелодию).
Внутри, в выстланных синим бархатом прямоугольных гнездах, покоились рядами странные предметы, более всего похожие на флакончики духов, только без горлышка – овальные, несомненно, стеклянные: показалось, что они слабо светятся изнутри, каждый своим цветом. Зачем-то Пушкин сосчитал их – шесть рядов по шесть флаконов.
– Хорошо, – сказал князь. – Долголетие, как и устрицы, не всякому по вкусу. А что вы скажете насчет этого? – Он достал один сосуд и, держа двумя пальцами, посмотрел сквозь него на свет. Лучик полуденного солнца уперся прямо в выпуклый стеклянный бочок, и Пушкин отчетливо видел, что внутри колышутся словно бы струйки синеватого тумана, кружась, переплетаясь, распадаясь ежесекундно менявшимися узорами. И что-то темное, устойчивоевроде бы кружило внутри, но его не удавалось разглядеть в точности из-за переплетения туманных струек.
– Называйте это как угодно – талисманом, оберегом, – сказал князь, наблюдая за игрой синего сияния и теней внутри сосуда. – Не в том суть. Главное, человек, у которого в кармане будет лежать этот предмет, никогда не проиграется в карты… По-моему, это очень близкая вам тема, даже, можно выразиться, животрепещущая? Здесь собраны обереженияна все случаи жизни. На дуэли или на войне любая пуля всегда пролетит мимо вас, как и разбойничий нож промахнется. Вы никогда не подхватите какую-нибудь эпидемическую заразу… И даже простой насморк. Вас никогда не бросит женщина. Вас не смогут обмануть. Вас будет особенно ценить, продвигать и награждать начальство. Счастье, удача, везение – это все здесь… Поменяемся? Вам достанется этот небесполезный ящик, а мне – кипа старых бумаг и дрянное колечко…
– А что это там, внутри, виртуозится? – спросил Пушкин с искренним интересом. – Или… кто?
– Какая вам разница? Если эти предметы служат надежнее механизма лучших часов?
– Слыхивал я краем уха и про подобное, – сказал Пушкин. – Не нравится мне тот, кто там сидит, тем более когда их столько… Говорят еще, что хозяин такой вот вещички, когда умрет, получит в лице этой твари из склянки настойчивого проводника в те места, куда ни один здравомыслящий человек не станет стремиться…
– А если я вам скажу, что это вздор?
– Все равно.
– Послушайте, – тихо, серьезно произнес князь. – Вы, я вижу, чертовски капризный клиент… Скажите в таком случае, что вам самому нужно?
– А вы можете предложить что-то еще?
– Едва ли не все, что вам может прийти в голову… – Князь сделал широкий жест. – В этой комнате найдется множество полезнейших предметов… скажите только, чего вы хотите.
– Ничего.
– Я так и не могу понять, что это – убежденность или глупость? – заметно теряя терпение, спросил князь. – Ведь вам самому, вам лично ни эти бумаги, ни кольцо не нужны. Ну зачем вам умение двигать неодушевленные предметы? Уж безусловно вы не собираетесь управлять картами в колоде или изумлять девиц, заставляя плясать ломберный столик… Привезете все это начальству, вас похлопают по плечу и в виде поощрения предложат еще какое-нибудь дельце, на котором вы уж точно сломаете шею… Ну, могут еще выхлопотать медаль, следующий чин… Не мелко ли?
– А вамзачем это все? – спросил Пушкин. – Коли уж шкафы у вас и без того ломятся от чудесных и диковинных предметов? Зачем вам умение управлять статуями или деревянными птицами, какими торгуют на ярмарках? Не хотите же вы начать карьеру фокусника в балагане? «Карраччоло – укротитель стульев и подсвечников!» Не могу представить вас в столь пошлой роли. Можно, конечно – я с этим уже сталкивался – совершать с помощью этого умения убийства за щедрую плату… Но это опять-таки мелко, и человеку вроде вас выгоду принесет мизерную…
Лицо князя было мечтательным и чуточку отсутствующим. Он словно бы расслабился на краткое мгновение.
– Мизерная, говорите, выгода? Ну, это как сказать… – и тут же спохватился. – Любезный друг, а почему бы вам не признать, что и у человека вроде меня бывают коллекционерские страсти? Капризы пресыщенного аристократа?
– Простите, но мне плохо верится… – сказал Пушкин твердо. – У вас должна быть некая цель, я только не понимаю, какая… Но вряд ли она добродетельна. А потому все, что у меня есть, следует держать от вас подальше…