А. Смолин, ведьмак. Цикл
Шрифт:
— Это неправда! — Щеки Виктории запунцовели. — Я же… Просто если ты, то как? Еще раз? Нет. Не смогу. Нельзя так!
— Все нормально будет. — Я поднялся на ноги, ощущая себя если не героем сериала, то какой-то очень незамысловатой книги. В разрезе банальности произносимых фраз, имеется в виду. — Все продумано от и до, так что волноваться не о чем. А как все закончится, я тебе напишу. Обещаю!
Выходя из кафе, я обернулся и увидел, что Вика сидит, закрыв лицо ладонями. Мало того — у нее дергались плечи так, будто она плакала. Но, скорее всего, это мне показалось, поскольку
К вечеру погода испортилась, на небо наползли облачка, за которыми ближе к утру наверняка пожалует туча с дождем. Так себе погодка выдалась этим вечером, прямо скажем. Под стать ситуации.
— Свежеет, — заметил Валера, поежившись. — Надо было куртку захватить.
— Ничего, не замерзнешь, — успокоил я его. — Если все пройдет нормально, через часок мы с тобой будем водку пить за удачное завершение дела. А если нет, то ты опять-таки выпивать станешь, правда, уже один. За упокой моей души.
— Чего несешь, дурак? — Швецов три раза плюнул через левое плечо. — Накаркаешь.
— Только не говори, что ты веришь в приметы, — рассмеялся я. — Чушь же, тебе ли не знать? Ладно, чего, собственно, тянуть? Все готово, дело к ночи. На, держи шприц. Понял, когда в ход его пускать?
— Сань, память у меня хорошая. И даже при своем не сильно великом уме я осознал, что после слова «Валера», я должен сделать тебе укол.
— Именно, — кивнул я и обратился к той, что стояла, прислонившись к стволу березы. — Ты готова?
— Конечно. Не сомневайся ведьмак, что обещала — сделаю. И желаю тебе удачи. Без тебя не так интересно тут, в Яви, станет обитать.
— Приятно такое слышать. — Я обвел глазами небольшую полянку, на которой находился. — Ну, тогда все по местам. Жанна, Толик, вас это тоже касается.
Удивительно, но в московской городской черте, казалось бы, застроенной по самое не хочу, все еще уцелели небольшие парки из числа тех, что не входят в списки знаковых, вроде «Кузьминок» или «Битцы». Да что там, они зачастую даже имени собственного не имеют, кроме прозвища, данного местным населением. Деревья, дорожки, скамейки, несколько урн, эдакий мини-кусочек природы среди шумящего мегаполиса.
Вот и рядом с тем домом, в котором последние годы жизни обитал Кузьма Петрович, имелся как раз такой небольшой парк, в народе нежно называемый «Курилкин лес». Если верить городской легенде, лет тридцать назад, в смутные девяностые, там промышлял некий насильник по фамилии Курилкин, который успел то ли пять, то ли шесть женщин обесчестить до того, как местные мужички-работяги его выследили, крепко избили, а после в вечно затянутом ряской пруду утопили. Пруд, понятное дело, тоже «Курилкиным» с тех пор называется.
А еще тут, как это обычно и бывает с такими миниатюрными прогулочными зонами, есть уголок, в который никто не забредает, аргументируя это тем, что там «делать нечего» и «все засрано». Именно там я со своей небольшой разношерстной компанией и обосновался. А что — и деревья есть, за которыми мои помощники могут спрятаться до поры до времени, и место для маневра в виде полянки, и даже вон полуразрушенная котельная, где… Хотя нет, от нее проку никакого нет.
Что примечательно, никакого нервяка в тот момент, когда я положил на почерневший от времени пенек черную книгу в потертом кожаном переплете, у меня не наблюдалось. А смысл трястись, если все решено? Теперь драться надо, а не рассуждать на тему «Что, если все же». Ну, и надеяться на то, что каждый из моих спутников вовремя выполнит свой маневр.
Не жалея зелья, я нанес на лоб и щеки резко пахнущую зеленоватую жидкость, а после глянул на фото, что мне Вика передала.
— Сработало? — повернулся я к старому дубу, за которым спрятался Валера. — Глянь. Я теперь не я?
— Сработало, — подтвердил тот. — Слушай, впечатляет! Прямо здорово. Потом мне маленько этой штуки дашь? Вдруг пригодится когда и зачем.
— Дам. Все, работаем дальше.
Следующий пункт плана одновременно являлся одним из самых важных и одним из самых слабых. Обойтись без него было никак невозможно, а вероятность прокола крайне велика. Я понятия не имел, как именно звучит голос Матвея Верховина, матерого колдуна с крайне скверной репутацией и давнего недоброжелателя Кузьмы. По слухам, они повздорили еще лет сто назад из-за какого-то артефакта, да так сильно, что до сих пор друг другу гадости делают. Именно его фотографию мне передал Нифонтов, и именно его внешность я сейчас натянул на себя, словно одежду.
Вспыхнуло зелье, позволяющее мне дотянуться до сознания Кузьмы (и не только его, но я очень надеялся на то, что другие призраки, поняв, что творится нечто неприятное, предпочтут остаться в стороне), я раскрыл книгу, мерзко хихикнул и вырвал из нее первую страницу, на которой красовались какие-то странные знаки, загогулины и вензеля.
— Что, Кузя? — просипел я. — Все по-моему вышло. Сначала ты сдох, а теперь я книгу твою уничтожу, чтобы даже следа от тебя на земле не осталось. Знаю, ты меня слышишь. Хе-хе!
И следом за первой страницей я выдрал вторую, причем приложив к тому немалые усилия, поскольку сделаны листы были совсем не из бумаги и переплет у книги сильно добротный. Скажу честно — старался не думать, что за расходный материал пошел на этот фолиант, хотя предположения, разумеется, имелись. Как и по поводу темно-багровых чернил.
Но зато нет худа без добра. Даже если мне не повезет, то Валера все равно эту дрянь сожжет. Хоть из чего книга может быть сделана, но если ее как следует бензинчиком спрыснуть, то она обязательно сгорит. По крайней мере, я очень на это надеюсь.
Третий лист с хрустом покинул переплет, я скомкал его и даже ногами потоптал. Ну вот не нравится мне смотреть на рисунок, где показано, как именно из женского тела следует сердце вырезать. Так, чтобы бедолага раньше времени не умерла.
— Мотя, ты совсем ум потерял? — Голос, который произнес эти слова, аж звенел от гнева. — Ты всегда наособицу жил, но законы наши чтил! Знания неприкосновенны!
Пришел все-таки Савостин. Пришел! И главное, быстро как. Вон он, стоит шагах в семи от меня, трясется от злобы, пальцы на призрачных руках крючит.