А.Беляев Собрание сочинений том 7
Шрифт:
Третья история несколько иного характера. На этот раз у Александра Романовича была роль старухи. На сцене комната с ветхой мебелью. На середине сцены стол. На нем бутылка вина и рюмка. Входит старуха. Спина ее согнута, голова дрожит, ноги шаркают по полу. Выражение лица отсутствующее. Вдруг она замечает бутылку и заметно оживляется. С опаской оглядываясь по сторонам, подходит к столу, поспешно хватает бутылку. Хочет налить себе вина, но не может вытащить пробку. Думаю, что спектакль был любительский. Бутафории у них не было, а в бутылке находилось настоящее вино. Перед спектаклем кто-то, видимо, выпил стаканчик, да так закупорил бутылку, что пробка еле выглядывала из горлышка. Театрального опыта у отца было мало и сообразительности не хватило, чтобы изобразить, будто
Когда мы с мамой решили писать об Александре Романовиче воспоминания, мама написала Николаю Павловичу письмо, в котором просила написать все, что он помнит о своем друге. Но Николай Павлович был в ту пору уже очень стар и признался, что в памяти у него почти ничего не сохранилось. Но кое-что он все же вспомнил. К сожалению, я не смогла найти его письма и пишу по памяти.
Николай Павлович писал, что Александр Романович был увлекающейся натурой. Все хотел познать, всему научиться. Но довести до конца начатое дело чаще всего не хватало терпения. Несколько предметов он, однако, сделал. Первое, что помнила мама, был макет комнаты с мебелью и камином, в котором горел огонь — зажигалась от батарейки маленькая лампочка, а перед камином в кресле сидела старуха. Ее поза, безвольно лежащие на подлокотниках руки выражали глубокую задумчивость и отрешенность. Лицо было покрыто морщинами. Старуха была вылеплена из пластилина, но казалось, что она вот-вот поднимет голову и заговорит. Иллюзию дополнял красный свет, падавший на ее лицо. Хотя все это было миниатюрным, тем не менее производило большое впечатление.
Вторым изделием был удивительный фонарь. Его корпус был сделан из белого картона, стекла заменяла карандашная калька, на которой отец написал масляными красками нескольких птиц из детской книжки «Как снегирь жениться хотел». Фонарь заменял люстру, которую, по всей видимости, разбили. Когда вечером зажигали огонь, казалось, что фонарик из стекла или фарфора. Мама рассказывала, что прохожие, увидев в окне фонарь, останавливались, чтобы полюбоваться. Как ни странно, до меня сохранились кальки с картинками.
Был еще один фонарь, но сделал его, по рисункам отца, мой дедушка Константин Антонович. Попробую объяснить, как он выглядел. Фонарь имел форму шестигранника. Верхняя и нижняя части заканчивались конусом. Корпус был из белого картона. В нем вырезались контуры кристаллов, один над другим. Кристаллы имели две или три грани. Вырезанные места заклеивались цветной папиросной бумагой. Передняя грань в один слой, вторая в два и третья в три, отчего кристалл казался объемным. Когда зажигался свет, эффект был просто потрясающий. Кристаллы были трех цветов: красного, желтого и зеленого.
А еще помню, что у папиной настольной лампы разбился плафон, а в продаже их не было. Недолго думая, отец смастерил его все из того же картона и кальки, по которой плясали смешные человечки-силуэты из черной светонепроницаемой бумаги.
Когда мы жили на Петроградской стороне в Ленинграде, отец, лежа, смастерил проекционный аппарат для просмотра открыток. В его устройстве было несколько зеркал, трубка из картона и вставленное в нее увеличительное стекло. Фонарь ставился на настольную лампу, включался свет. В прорезь фонаря вставлялась открытка, проекцию которой можно было видеть на стене. Аппарат был примитивный, но работал исправно. Не знаю, видел ли он что-то подобное, или это было его изобретение. Проекционные фонари существовали давно. Один такой древний фонарь был у моего дяди. Но там свет проходил сквозь стекло, на которое был нанесен рисунок. Фонарь с подобными возможностями я увидела лет через шестьдесят!
Увлекался он и фотографией.
Обычно начинающие фотографы снимают своих домочадцев и домашних животных. Саша начал с другого: он корчил рожи и требовал, чтобы Коля его фотографировал. Николай Павлович рассказывал, что «рожи» были такие уморительные, что он от смеха падал вместе с аппаратом на пол.
Много позже, когда отец был уже женат на моей маме, он вернулся к галерее гримас. Он даже дал название каждой гримасе: «сумасшедший», «гений», «уличный скрипач», «пьяница», «ужас», «страх» и даже «паровозик». В войну мы потеряли почти все, но фотографии отца, в том числе и его гримасы, сохранились как самое дорогое. Почти все из них опубликованы в 8-м томе Собрания сочинений отца, изданного «Молодой гвардией» в 1964 г.
Когда все «рожи» были запечатлены, Саше пришла в голову идея — снять лежащую на блюде человеческую голову. Но как это осуществить? Выпилить дыру в крышке большого фанерного ящика не составляло особого труда. Но как быть с блюдом? Его не распилить, не разрезать. И все же Саша решил попытаться. Много блюд было перепорчено напрасно, пока Саше не удалось отломить такой кусок, чтобы блюдо можно было приложить к самой шее. Вместо скатерти да ящик набросили простыню с вырезанной посредине дырой. Один из друзей залезает в ящик и просовывает голову в дыру. К его шее придвигают блюдо. Другой берет в руки нож и вилку, как будто собирается воткнуть их в голову. При этом делает зверски-кровожадное выражение лица, а голова закатывает глаза и высовывает язык. Коля фотографирует. Отпечаток этого снимка был тонирован в синий цвет, отчего выглядел еще более устрашающим. Я вот только никак не могу вспомнить, кого изображал отец. Был ли он людоедом или мертвой головой. К сожалению, эта фотография была потеряна.
С детства отец мечтал о полетах, но не на аэропланах, хотя и это было тогда в диковинку, а просто так, парить в свободном полете, как птица. Но для этого нужны были крылья, и он мастерил их из подручного материала. В одном из вариантов были даже веники, которые он привязывал к рукам, пытаясь взлететь.
Прыгал с отцовским большим зонтом с крыши сарая. И, только став студентом, поднялся в воздух на маленьком аэроплане. Отец рассказывал, что это был даже не полет, а скорее скачки по кочкам. Машина была далека от совершенства и так чутко реагировала на все движения авиатора, что даже от чиха переворачивалась в воздухе.
Да, совсем забыла сказать о прыжке с сарая. Прыжок не прошел даром. Отец приземлился на пятки. В спине что-то хрустнуло. Несколько дней спина болела, но потом боль прошла, и он забыл об этом. Но впоследствии у отца развился туберкулез позвоночника, и он стад, инвалидом.
Вспоминается мне один забавный случай, происшедший с отцом и его друзьями.
Как-то поздно вечером они возвращались из гостей. Небо было в тучах. Луна только на миг освещала дорогу и вновь пряталась за тучи. Фонари светили тускло, почти не давая света. И вдруг из темноты вынырнуло несколько парней, которые потребовали выложить кошельки. Грабителей было больше, да и физически выглядели они внушительнее. Оценив обстановку, друзья остановились в нерешительности, не зная, что предпринять. Пока кое-кто подумывал о бегстве,
Александр вышел вперед с протянутой рукой, в которой он держал пистолет, и двинулся на бандитов. Шел он не спеша, в полном молчании, шаг за шагом приближаясь к грабителям. Сначала они дрогнули, потом бросились врассыпную. Когда они скрылись в темноте, друзья, хранившие до этого молчание, разом заговорили. Они были удивлены, что у Александра оказался револьвер, а также его самообладанием. Однако, узнав правду, они были поражены еще больше. Дело в том, что никакого пистолета у отца не было. А бандитов он напугал надетой на указательный палец черной перчаткой. Остальную ее часть, он держал в кулаке. Будь на улице светлее, его обман был бы замечен, но в такой темноте перчатка вполне сошла за пистолет. А надевать ее таким образом вошло у него в привычку, которая, по воле случая, помогла им выйти из трудного положения.