АББА или Чай с молоком
Шрифт:
– Когда раньше?
– Когда велосипед забрал. Вчера. Раньше. Не знаю когда.
Ему было нечего возразить – и он молчал.
– Ты знаешь, где это? Пожалуйста, мы должны туда пойти. Сейчас.
– Сядь.
Марина села.
– Ты уверена, что это сделали они?
Она не видела и поэтому не могла сказать наверняка. Но Марина была уверена: это они.
– А если нет?
Этот вопрос застал ее врасплох. Как это – не они?
– Нет, – сказала она шепотом и замотала головой. – Они, Коля. Они!
Какая
– Коля, мы не можем сидеть сложа руки. Нужно что-то делать... – Марина достала из кармана помятый конверт. – Вот деньги. Ты не можешь отказаться, потому что речь не о тебе. Не о тебе, понимаешь?
– Я понимаю: Я пойду.
Коля взял со стола конверт и положил в карман.
– Вот и хорошо, – обрадовалась Марина. – Ты иди, Коля, иди. А я тебя тут подожду, хорошо? Нет, тут я не могу. Я на лавочке подожду, во дворе.
– Во дворе не надо. Домой иди. И жди – я позвоню.
– Только ты сразу позвони, хорошо? – сказала Марина, когда они были уже во дворе.
Коля кивнул.
– Коля! Телефон!
Он долго шарил в карманах, но ни ручки, ни огрызка карандаша у него не оказалось.
– Тридцать пять – шестьдесят один. Ты запомнишь?
– Тридцать пять – шестьдесят один.
И Коля ушел. А Марина осталась, и еще долго стояла у его подъезда. Она ни о чем не думала просто стояла и смотрела на детей, которые играли во дворе, на дома и деревья. Ей было страшно.
21
Коля не позвонил. Марина всю ночь ждала его звонка и не могла заснуть. Он позвонил уже утром это был странный звонок.
– Я не могу говорить, – сказал Коля.
– Коля, где ты? Что случилось? Где Юля?
– Юли у них нет, – сказал Коля и повесил трубку.
– Коля!
– Кто это? – на пороге стояла Елена Викторовна.
Елена Викторовна взяла неделю за свой счет Марина этого боялась.
«Она просто с ума сойдет, – думала Марина. Просто сойдет с ума».
– Ну что? – спросила бабушка, выглянув из кухни. – Что-нибудь известно?
Елена Викторовна только что вернулась от Александра Ивановича.
– Ничего. У него следователь. Они разговаривают. Измученная его вопросами, измученная жалостью и страхом, Елена Викторовна опустилась на стул.
– Почему? – сказала она. – Почему они это сделали?
Марина вернулась в свою комнату. Она ходила из угла в угол и думала, думала. Но мысли разбегались. Если Юли у них нет, выходит... Но зачем?
«Я должна понять, – сказала себе Марина. – Во-первых, Коля. Почему он не мог говорить? Где он?» Как бы далеко ни уносило ее воображение, он мог быть где угодно.
«А что, если... – подумала Марина. – Что, если Юля у них? И Коля тоже. Вот именно, он у них, и поэтому он не мог говорить...
В половине первого снова раздался звонок. Марина бросилась к телефону, но Елена Викторовна ее опередила.
– Але, Саша? Ну что? Как позвонили? Не может быть... это хорошо, Саша, это хорошо... Ты должен ему сказать, слышишь? Але... ты слышишь?
– Ну что? – Марина выбежала из комнаты и, пока Елена Викторовна разговаривала, стояла рядом и ловила каждое слово. – Мама, что?!
Елена Викторовна положила трубку и молчала.
– Мама!
– Кто это? – из кухни выбежала Генриетта Амаровна. – Это Саша?
– Они звонили, – сказала Елена Викторовна. Им нужны деньги.
– Значит, она жива? Она у них?
– Мама! – всплеснула руками Елена Викторовна. – Ты же знаешь, как это бывает!
– Но она у них?
– Наверное, у них. Им нужны деньги. Полторы тысячи.
– Полторы тысячи рублей? – спросила Генриетта Амаровна.
– Долларов, мама, долларов!
– Это большие деньги, – сказала Генриетта Амаровна, подсчитав в уме, сколько раз на эти деньги можно сходить в магазин.
Вышло – полгода. Полгода на эти деньги можно ходить в магазин – каждый день.
«Деньги, – думала Марина. – Коля, деньги... – Витамин! О Боже! Витамин!»
Их было двое на кухне: он и следователь. Александр Иванович стоял у окна, заложив руки за спину, и, покачиваясь на носках, смотрел на дома и деревья, на детей, которые играли во дворе. Он не знал, как ему жить. Он не хотел жить.
– Марина напугана. Это ее лучшая подруга.
– Я понимаю. И все-таки вы с ней поговорите: вам она больше скажет. – Он жадно затянулся и потушил сигарету. – И звоните. У нас страшный переполох: не каждый день такое случается. Но вы не волнуйтесь: мы делаем все, что в наших силах. – Он встал. – Человек – не иголка. Звоните.
В это время в дверь позвонили. – Извините...
– Я вспомнила! Александр Иванович, я вспомнила!
И, едва не сбив его с ног, Марина бросилась на кухню.
– Он там?
Александр Иванович развел руками: там, а что случилось?
– Витамин!
Он стоял спиной к двери, так же, как Александр Иванович, заложив руки за спину, и смотрел в окно.
– Витамин!
Он повернулся и посмотрел на Марину. Наверное, впервые за все это время его сердце дрогнуло. Не то чтобы он испытывал сострадание к Александру Ивановичу и этой маленькой девочке. Он о них не думал. Он не пускал жалость в свое сердце: это игра, и они – только фигуры на шахматной доске – Александр Иванович и эта девочка. Ему не было все равно, нет – просто он не принимал это близко к сердцу. Ему было жалко этот мир и этих людей вообще людей, всех. И он хотел им помочь. Но как?