Абиссинец
Шрифт:
– Хорошо, уважаемый Мехмет-хаджи, будь сегодня дома, ты можешь понадобиться.
– Ваша княжеская милость, они приняли шлюпку на борт и идут сюда малым ходом под машиной, через двадцать минут будут на внешнем рейде.
Теперь я тоже увидел, что корабль убрал паруса и над ним появился дымок, он шел прямо на нас. Крикнув Новикову, чтобы готовили баркас, поскакал в крепость. Со мной поехали Стрельцов и двенадцать гребцов на весла. Успели вовремя: с военного корабля спускали шлюпку, с нашей стороны к кораблю двинулся баркас с лоцманом. Кроме нас со Стрельцовым, на низком шлюпочном причале остались ждать Новиков и еще двое казаков при шашках и револьверах, но без винтовок. Заметил, что артиллеристы на мостике парохода выкатили пулемет и развернули на палубе одно из орудий Барановского на приближающийся корабль и шлюпку. Шлюпка и баркас встретились, а потом баркас продолжил ход к кораблю, а шлюпка пошла к нам. На носу шлюпки стоял матрос и промерял глубину, а на корме сидел офицер и записывал результаты, время от времени направляя на берег ярко блестевший медью прибор. Подойдя к нам и выполнив команду рулевого «суши весла» (слава богу, русские!), шлюпка ловко пришвартовалась, и из нее выпрыгнул на помост молодой офицер. Подойдя к нам, он отдал приветствие и представился: корпуса флотских штурманов поручик Конюшков Иван Иванович [94] , старший штурман клипера «Джигит».
94
Конюшков
Я ответил на приветствие, назвал имя и чин, представившись действительным статским советником в отставке, ныне генерал-лейтенантом войск императора Менелика II и владетельным князем Тигре и Аруси, затем представил сопровождающих меня офицеров, увидел, что Новикову понравилось быть прапорщиком и старшим артиллеристом моего отряда. Поручик, узнав, что за место назначено для якорной стоянки «Джигита», извинился, что ему нужно быть на клипере и руководить постановкой на якорь. Я попросил его передать командиру, что у нас все по-простому и можно обойтись без «салюта наций», кроме того, мы не хотим тратить попусту заряды для орудий, они нам могут пригодиться, а баз снабжения у нас здесь нет.
Потом шлюпка еще раз прошла по месту предполагаемой стоянки, промеряя глубины, и вернулась на клипер. После этого, малым ходом, промеряя еще раз глубину фарватера, клипер вошел в бухту и точно встал на то место, которое было определено для якорной стоянки.
На этот раз на берег пожаловал капитан крейсера 2-го ранга, как по-новому наказывался старенький «Джигит» с его парусным вооружением и орудиями в бортовых портах. А как капитан представился, так меня чуть «кондратий» [95] не хватил – вот он, легенда «Цусимы» Новикова-Прибоя и будущий младший флагман и контрадмирал, а ныне кап-два [96] Дмитрий Густавович фон Фелькерзам, собственной персоной. Это гроб с его телом будет носиться по волнам Цусимы, влекомый причудливым воображением баталера (каптера) матроса Затертого [97] , то есть Новикова, взявшего потом звучную приставку «Прибой» (модно тогда было коверкать свою фамилию, не просто Лебедев, а Лебедев-Кумач, а то и вовсе от нее отказаться, став Горьким или Бедным). Но это все в будущем, о котором человек с приятным интеллигентным лицом и не догадывается, мечтая просто «посадить орла» [98] на эполеты, выйдя в отставку и тихо жить на мызе Папенхоф Курляндской губернии, рассказывая домашним в сотый раз какую-нибудь историю из путешествий и плаваний, а те должны в сто первый раз удивляться и ахать, какой папенька или дедушка герой был в молодости. Вот так-то лучше было бы, чем, если бы этот симпатичный дядька скандинавской наружности лежал бы в корабельном холодильнике внутри затонувшего «Осляби».
95
То есть инсульт от волнения и нервных переживаний (простонародное название).
96
Капитан 2-го ранга (флотск.). В то время офицерских чинов на флоте было всего 4: мичман, лейтенант, капитан 2-го ранга, капитан 1-го ранга, вот некоторые и ходили в лейтенантах до 35–40 лет, а потом в отставку, получив чин кап-два на прощание, и то, если служил хорошо.
97
В это время матрос Новиков писал под этим псевдонимом статьи о тяжелой жизни матросов, цусимский бой он не видел, так как по боевому расписанию был санитаром в корабельном лазарете, а писал по матросским байкам, да пользуясь дневником инженера и эсера Костенко (талантливого советского кораблестроителя впоследствии), в то время как хозяин дневника (опубликовавшего его потом под названием «На „Орле“ в Цусиме») сидел на политической зоне.
98
То есть стать контр-адмиралом.
Дмитрий Густавович, как профессиональный моряк, живо интересовался, как нам удалось захватить итальянские корабли, а один из крейсеров и вовсе утопить. И я уже в сто первый раз повторял одно и то же, может, брошюрку издать «Как горстке казаков и стрелков-абиссинцев с ручными бомбами Степанова-Панпушко удалось захватить в плен небольшую эскадру». Спросил по поводу «Чесмы» – оказалась все же у них была задержка в Константинополе, чего-то там туркам не понравилось (понятно, что, – русские броненосцы, строившиеся специально для боя в проливах [99] , стали шастать через них и смотреть цели для своих 12-дюймовок). А консул и военный агент пока так и ждут «Чесму» в Порт-Саиде, по крайней мере ситуация двухдневной давности выглядела так, «Джигит» в это время стоял в Адене и был ближе всего к нам, поэтому «из-под шпица» [100] пришла телеграмма не идти сразу домой, в Кронштадт, а зайти к нам в гости и дождаться прихода броненосца. Подошла еще одна шлюпка с офицерами, поручил дорогих гостей заботам Нечипоренко и Стрельцова, и, сославшись на служебные дела, поехал на телеграф. Телеграмм мне не было, отбил телеграмму Лизе открыть мне счет в Швейцарском банке, можно с ее поручительством и доверенностью лично на нее, если не получается открыть счет на меня, пусть оформит его на свое имя. И второе – можно ли положить на этот счет металлическое золото в слитках, но без клейм. Банк лучше выбрать надежный, с представительствами во Франции (лучше портовые города) и в России – Москва или Петербург. Попросил направить ответ в Асмэру.
99
Броненосцы, подобные «Чесме» имели носовой залп прямо по курсу в четыре 12-дюймовки, что в 2 раза превышало таковой у любого британского или турецкого броненосца. Правда, потом выяснилось, что нагрузки такого залпа набор корпуса не выдерживает, поэтому его пришлось дополнительно укреплять, ценой перегруза броненосца.
100
То есть шпиля Адмиралтейства.
Зашел к Мехмет-хаджи и, вручив ему бумажку в 20 лир за лоцманские услуги и вообще за поощрение хорошей работы (Мехмет сказал, что русский штурман справился без него), спросил, можно ли в городе приобрести продукты за ассигнации. Оказалось, лиры все еще в почете, предпочитают, конечно, серебро и золото в монетах, но можно поменять ассигнации на талеры или сразу расплатиться с 20 %-м лажем. Потом показал ему «лобанчик» и спросил, берут ли здесь такие монеты – берут, но как золото по весу и с тем же успехом разменивают на ходовые талеры. Попросил сразу же сообщить Новикову на пароход, как только что-то появится на горизонте, потом сам поднялся на палубу. У артиллеристов было чистенько (бедненько, но чистенько). Орудия и пулемет были накрыты брезентом от солнца (а припекало в Массауа не в пример жарче, по сравнению с Асмэрой). На мостике был назначен наблюдатель с биноклем, который следил за морем, но пока вдали только лодки сомалей, возвращающиеся с утреннего лова.
Когда вернулся в крепость, там шел пир горой. Казаки изготовили фирменный плов и теперь угощали гостей. Поговорил с Нечипоренко, как у них с провизией, ведь будут еще гости и великий князь в том числе, его же тэчем поить не будешь.
– Впрочем, и не надо – скажи, что обед будет в Асмэре у меня, только сразу телеграмму дай, что едут: я казака прямо на телеграфе поставлю дежурить.
Попросил приготовить паровоз с вагоном и дать телеграмму, чтобы меня встретили – буду с грузом, соответственно, четырех человек в охрану, тех, что со мной приехали. Потом посидел немного с гостями, выпили тэча, хорошо хоть медового, поблагодарил офицеров «Джигита» за то, что вовремя прибыли, а то нам, «сухопутным крысам», могло бы выйти совсем туго, покажись итальянский десант. Офицеры стали возражать, что мы никакие не «сухопутные крысы», а самая что ни на есть морская пехота, как у британцев заведено. Выпили за «морское братство по оружию», и я стал прощаться, сославшись на дела в столице. Нечипоренко приказал, чтобы они со Стрельцовым сопровождали великого князя в Асмэру, обеспечили надежную охрану для него и всей делегации (Стрельцов собрался в Академию поступать – вот великий князь может, если не сам, то через родственников венценосных словечко за боевого офицера и умницу замолвить). В порту оставить минимум людей для охраны крепости и парохода – к тому времени уже броненосец на рейде будет стоять.
Погрузили ящик с деньгами для оставшихся в Асмэре (вот возим золото туда-сюда, как инкассаторы, надо было хоть пулемет взять) и поехали домой. Стоило нам отъехать верст сорок – на рельсах лежит человек. Вспомнил, что там про подставы на дорогах в нашем мире. Велел зарядить оружие и смотреть за ближайшими кустами, а сам еще с одним казаком, держащим «мосинку» наизготовку, вылез из вагона. Человек в итальянской морской форме, с какими-то лычками-нашивками, унтер, наверно, вроде живой, хотя обгорел на солнце и кожа сухая, как пергамент – берешь кожу в складку, а она не расправляется [101] . Велел его перенести в вагон и трогаться. Дали фляжку с водой, пока только смочить губы и горло, – вроде зашевелился, стал что-то бормотать еле слышно, велел ему дать немного попить, но смотреть, чтобы не захлебнулся (поить человека без сознания нельзя – захлебнется). Пока ехали, еще несколько раз поили несчастного, он уже пытался выхватить фляжку из рук поившего его казака. Приехав, сказал, чтобы поезд, после заправки водой и углем, отправлялся обратно в Массауа. Вместе с прибывшим конвоем повезли деньги домой, а итальянца – в госпиталь, слава богу, он еще здесь. Артамонов сказал, что принесли целый мешок писем от пленных, есть еще для меня письма из Харара, от невесты (караванщик привез). Опечатал денежный ящик и велел отнести его в оружейку, под охрану, а сам пошел читать письма от Маши, их было целых три. Она уже пыталась писать что-то по-русски! Правда путала род и падежи, вроде «мой милая соколом», но получалось забавно, и я порадовался за мою маленькую птичку. Птичка щебетала, что очень соскучилась и ждет не дождется, когда «милая сокала» приедет к ней. Поскольку караванщик уже уехал назад, передам ответ с тестем. Затем отправился к негусу, заехав по пути к Мэконныну.
101
Крайняя степень обезвоживания – потеря тургора (эластичности) кожи.
Мэконнын и Ильг были у негуса, пошел к ним в главный шатер (то есть штаб). Охрана доложила о моем приходе и меня сразу же пропустили. Доложил о прибытии русского стационера, правда, самый большой корабль с русским принцем все еще идет к нам, но до его прибытия порт уже под защитой русского флага. Негус поблагодарил меня и попросил быть здесь, так как в порту есть мои офицеры они встретят гостей и проводят их в Асмэру. Я сказал, что могу предоставить свой дом для русской делегации, там же и кормить их привычными блюдами русской кухни. Негус согласился с моим предложением и сказал, что через интенданта мне будут выделены дополнительные деньги на провизию для гостей. А вообще «покушать с дороги» я бы не отказался и с удовольствием принял приглашение Менелика разделить с ними трапезу. Обсудили мои знаки различия, и негус сказал, что ему нравится, как это выглядит. Ответил, что у казаков к рубахе и шаме их, конечно, не пришьешь, но артиллеристы уже ходят в такой форме с новыми знаками различия. Негус вспомнил, что Букин что-то говорил про мою идею, но как это выглядит, он только сейчас увидел и ему понравилось – видимо, надо будет переходить постепенно на подобную форму.
Итальянцам пока ответа не давали и правильно сделали – они нас неделю мурыжили, и мы их немного «помаринуем» – пусть потомятся в неведении. Негус хочет вначале услышать от посланников царя о поддержке переговоров, а потом уже отвечать итальянцам. Я спросил, как мне встречать принца: в форме абиссинской армии или в той, что сейчас на мне (пока она ведь только для моего отряда). Менелик ответил, что ему было бы приятно, если бы я встретил гостей как положено его кеньязмачу – со всеми регалиями: саблей, щитом и орденами. Поклонился в знак согласия, хотя шапка с перьями мне не нравилась – жарко в ней. Спросил у Мэконнына, кормят ли пленных на дороге за хорошую работу, он сказал, что баранины и говядины живым весом у них хватит надолго, кроме того, он послал две телеги фиников и бананов. Дорога продвигается хорошо, мост они почти закончили и заготовили много бревен для телеграфных столбов и строительства прибрежных укреплений по моему плану – с пушками и пулеметами в укрытиях. Сообщил высокому ареопагу [102] , что у меня работают на строительстве укреплений все оставшиеся пленные тигринья, земляные работы почти закончены, мы торопились, чтобы успеть отразить в них итальянский десант, но нужно дерево, которого в Массауа очень мало.
102
Обычно в значении «высший государственный совет».
Ильг рассказал, что договорился со швейцарской компанией по поставке рельсов и шпал, но они рекомендуют рельсы и металлические шпалы под колею шириной метр. Я согласился, что это лучше, но трофейные рельсы тоже надо куда-то девать, поэтому можно на станции в Мэкеле перегружать грузы на более ёмкие платформы с колеей 1 метр, пассажиры сами перейдут в другие вагоны. А как расплачиваться, ведь металлическое золото надо везти в Европу, вот если бы здесь было отделение швейцарского банка, тогда было бы все намного легче. Альфред ответил, что уже много раз вел переговоры с разными банками, но ни один банк не хочет открывать своих отделений в Эфиопии. Тогда я предложил, что попробую это сделать через русский Купеческий банк, а гарантом будет то, что мои личные деньги лежат в этом банке. Еще лучше, если царь прикажет дать Эфиопии особый статус в ведении коммерческих дел, но это нужно решать личным общением, поэтому нам надо хорошо принять русского принца и подружиться с ним. Он хоть и не наследник престола, но во дворце запросто общается со всеми.