Абордаж
Шрифт:
Если бы она очень постаралась, то смогла бы вытеснить эти ужасные мысли из своей головы и сосредоточиться на Миско. Его нежная улыбка вытеснила бы ужасные образы, что раскрывались перед ней. Призрачное ощущение его рук, ласкающих ее обнаженную кожу, успокаивало ее нервы. Его глубокий голос, зовущий ее по имени, сменил звон императорских речей, бьющий по барабанным перепонкам. Но для развития фантазии требуется большая концентрация, которая слишком сложна для ее одурманенного мозга. Она не выдержала, и образ Миско исчез, оставив ее в этом адском месте.
Шея
Она не знала, сколько времени прошло, прежде чем дверь ее камеры открылась. В белую комнату вошли трое медиков. Самый крупный из них, мужчина с лицом как у лягушки, встал у двери. Две женщины в одинаковых зеленых униформах подошли к ней с едва скрываемым отвращением. Она полагала, что это справедливо. У нее не было возможности сходить в туалет, и она прибегла к тому, чтобы просто позволить организму справлять естественные потребности, когда желание было чересчур большим.
— Придется полить ее из шланга перед операцией, — сказала высокая женщина, натягивая медицинскую маску.
Камила ухватилась за упоминание об операции. Даже одурманенная и эмоционально подавленная, она запаниковала. Операция? Какая операция?
— Доктор хотел, чтобы ей дали еще одну дозу транквилизатора перед подготовкой? — сказала та, что повыше.
Та, что пониже, проверила планшет. который носила с собой.
— Нет, она нужна ему в сознании.
Человек-лягушка удовлетворенно фыркнул.
— Этому больному ублюдку очень нравится, когда они кричат и дерутся.
О нет. Нет. Нет. Нет.
Как она не пыталась, не могла заставить свои конечности подчиняться, хотя мозг кричал, чтобы она боролась. Лягушка и высокая женщина стали отцеплять ее от стены. Лишившись цепей, Камила упала лицом вниз. Прежде, чем она успела прийти в себя, мужчина-лягушка схватил ее за заднюю часть смирительной рубашки и вытащил из камеры, словно вещевой мешок. Распухший, болезненный язык вывалился изо рта, и она постаралась сомкнуть растянутую челюсть. Дискомфорт был настолько ужасен, что она остановила свои попытки.
Лягушка внес ее в комнату с кафельным полом и стоком. С ловкостью человека, часто занимавшегося этим, он расстегнул смирительную рубашку, оставив ее обнаженной на холодном кафеле. Она попыталась сесть и снова упала. Струя обжигающе горячей воды ударила ей в спину, и она вскрикнула от боли и потрясения. Попыталась встать, но ноги заскользили по плитке. Отползла в сторону, неуклюже, как ребенок, еще не освоивший это искусство. Неумолимый поток воды последовал за ней, делая кожу сырой и чувствительной.
Когда лягушка счел ее достаточно чистой, схватил ее за мокрые волосы и заставил встать. Она пошатывалась на ослабевших ногах, и он подтолкнул ее вперед, ухватив
— Вижу, что душ ее привел в сознание, — усмехнулась невысокая медсестра. — Кладите ее на стол и пристегните.
Камила слабо шлепнула по руке, все еще сжимающей ее волосы. Тело двигалось так медленно, что бесполезные попытки освободиться лишь забавляли злобный медицинский персонал. Они смеялись, пока она скулила, словно побитая собака, пока рука закручивала ее волосы все туже, приподнимая ее на цыпочки. Она спотыкалась, направляясь к хирургическому столу, и застонала от боли, когда мужчина-медик поднял ее и бросил на твердый холодный металл.
Яркий свет над головой слепил ее чувствительные глаза. Вода смыла часть лекарств, но при моргании глаза казались пересушенными и слипались. На несколько секунд ей удалось закрыть, прежде чем мышцы напряглись и веки вновь разомкнулись.
— Дайте ей еще одну дозу капель, — приказала невысокая медсестра. — Ему нужно, чтобы она не отводила взгляд, когда он начнет процедуру.
Рука жестко обхватила ее больную челюсть, сжав так сильно, что она застонала. Снова нанесли жгучие капли, и зрение стало мутно-оранжевым. В конце концов, оранжевый исчез, и она вновь стала ясно видеть. Веки застыли и втянулись самым нестандартным образом.
— Давайте поставим капельницу, — распорядился новый женский голос, более хриплый и взрослый. — Если у доктора Дессаи будет еще ликер на ужин, то он, скорее всего, сорвется, а ей может понадобиться медицинская поддержка. Приготовьте лоток для интубации.
— Да, доктор Смифф, — ответила медсестра.
Доктор, который будет проводить операцию, пьяница? О, звезды! Что он собирается со мной делать?
Руки касались ее тела самым жестоким образом. Ее руки были привязаны к бокам. Ноги привязаны ремнями за лодыжки к нижней части хирургической платформы и соединены между собой ремнями. В руку вошла игла, в вену что-то болезненно вошло. В вену вошла прохладная сковывающая жидкость, и она затряслась на хирургической платформе.
— Поставьте блок, — приказала доктор Смифф. — Она может прикусить язык, а я хочу, чтобы ее дыхательные пути были свободны.
Пластиковую упаковку разорвали, затем над Камилой появились две медсестры в хирургической униформе, лица которых скрывали щитки биологической безопасности. Одна из них держала ее за лоб и челюсть, а другая засовывала ей в рот странное устройство, размыкая челюсти с помощью кривошипа и закрепляя язык.
— Был ли приказ, чтобы обрить ее? — сказала медсестра, которая засовывала устройство ей в рот, запутавшись пальцами в перчатках в волосах Камилы.
— Нет, — ответила доктор Смифф, — Человек императора ясно дал понять, что хочет, чтобы она оставалась красивой. Никаких видимых синяков. Никаких действий с волосами. Никакого истощения.