Абордажная доля
Шрифт:
— И в какой степени можно опираться на эти факты?
— Других нет, — спокойно ответил вериец. — А как толковать эти — тебе виднее, все же вы с ними куда больше похожи.
— Теци тоже сейчас похож на нас, и что? — поморщился я. — Внешнее сходство — не аргумент.
— Справедливо, — согласился Югер.
— Кстати, как думаешь, может, стоит расспросить и тексанина? — уточнил я.
В разговорах с Теци я за пределы рабочих обязанностей не заходил, он всегда казался каким-то заторможенным и придурковатым, и именно поэтому светлая мысль поинтересоваться его мнением появилась
— Бесполезно, — отмахнулся Югер, тоже, кажется, неприязненно. — Он уже несколько месяцев погружен во внутренние процессы, затормаживает их очень редко и только по большой необходимости, так что с трудом контактирует с окружающим миром. Если на какие-то мелочи он еще способен отвлекаться, то расспрашивать о событиях, столь удаленных во времени, без толку.
— Почему? — озадачился я.
— Фаза деления. — Югер вы разительно шевельнул педипальпами.
— И давно это с ним? — спросил я растерянно.
— Пару недель.
Я глубокомысленно кивнул: разницы между прежним и нынешним Теци я не улавливал, но спорить с уверенным в своих словах Югером не стал. И уточнять, как именно вериец диагностировал у боевого товарища эти изменения, — тоже.
Тексане, будучи колониями простейших, размножаются делением. Процесс это сложный и долгий, причем конкретного срока, как беременность у людей, не имеет: продолжительность фазы деления зависит от множества внешних факторов и может составлять от пары месяцев до нескольких лет. Постепенно формируются дублирующие системы, при этом масса тела почти не изменяется: становится меньше «рабочих» клеток, манипуляторов. В этой фазе тексане особенно живучи, но менее подвижны, чем обычно. А потом в какой-то момент — чпок! — и в мире становится на одну разумную колонию простейших больше, то есть вместо одного Теци появится два совершенно одинаковых, только маленьких.
Интересно, а капитан в курсе грядущего пополнения? Впрочем, какая ему разница: результат деления станет моей головной болью — или чьей-то еще, если я не справлюсь.
Да и я ушел мыслями куда-то не туда. Гораздо важнее сейчас понять те детали, которые сообщил Югер, а сделать это не так-то просто…
— Скажи, существует ли у вашего народа какое-то объяснение, почему Белые вдруг начали вас убивать и почему они в итоге ушли?
— Кет, — коротко и исчерпывающе ответил вериец.
А жалко.
— Спасибо за то, что ты узнал. Если до «Тортуги» еще что-нибудь вспомнишь — скажи, даже если это мелочи.
Югер пообещал, и я неторопливо двинулся к себе в каюту по пустым коридорам «Ветреницы»: экипаж не имеет привычки здесь бродить. На корабле есть несколько общих комнат и единое информационное пространство, где обитатели могут общаться и развлекаться, чем и занимается тот костяк, который, собственно, составляет команду — группу достаточно дружных и даже сплоченных людей. Могут обитатели корабля и сидеть по своим норам, убивать время в одиночестве, как я: от налета
Никаких откровений и открытий слова верийца, увы, не содержали и совсем ничего не объяснили. Избирательность убийств могла быть продиктована десятком причин вполне человеческих и бездной иных, недоступных моему пониманию, а сказочные испытания перекликались с тем «экзаменом», которым грозился Серый. И все они вместе упирались в один, принципиальный и самый важный вопрос, не имевший ответа: зачем? Зачем нужны эти испытания, зачем вообще было нападать на верийцев? И куда, комету им в задницу, неизвестные пропали после?
А вообще, если подумать, то мотивы этих верийских легенд очень созвучны сказкам и мифам разных народов Земли. Льющийся с неба огонь, белокожие небожители, карающие и одаривающие по собственному усмотрению и никому не понятным мотивам…
Но все это имеет смысл, только если мои предположения верны и «Тортуга» связана именно с этими человекоподобными существами из сказок. А если нет, расспросы и выяснения окажутся совершенно бесплодными и заведут в тупик.
В любом случае лучше делать хоть что-то, чем молча ждать своей участи. Этот принцип не раз спасал мне жизнь, да и по мелочи порой выручал, так что отступать от него я не собирался.
…И все же, как удачно сложилось, что я не пристрелил тогда Алису. Дело даже не в эмоциях, не в симпатии к ней — последнюю глупо отрицать, компания девчонки была мне на самом деле приятна, — а в том, что она здорово пригодилась. Как минимум своевременно поправила мне руку, а я о такой возможности даже не задумывался. И отданных за девчонку денег в преддверии визита на «Тортугу» было совсем не жаль: в таких обстоятельствах за шанс улучшить главное собственное оружие — тело — можно отдать и что-то гораздо более ценное. Жалко только, что мне больше нечего отдавать. И некому.
Да и ожидание благодаря Алисе оказалось не столь изматывающим: она отлично меня развлекала, одни эти ее генетические изыскания и танцы чего стоили! По-моему, за последние семь лет я никогда не был настолько спокоен, бодр и даже, можно сказать, умиротворен. Впрочем, возможно, и за больший промежуток времени.
При этом девчонка доставляла удивительно мало хлопот, если точнее — не доставляла вовсе. Не пыталась найти приключения себе на голову на самостоятельных экскурсиях по кораблю, не испытывала пределы моего терпения, даже к андроиду привыкла, хотя, стоило мне открыть нишу, тут же пряталась в уборной. Но этот вариант полностью устраивал нас обоих.
Сама она, хоть и проспала эту ночь крепко и спокойно, теперь отчаянно трусила. Сейчас вот, например, нервно металась по каюте туда-сюда, пока я натягивал подложку — эластичный комбинезон под броню. Металась, металась, а потом, когда я потянулся за защитой, быстро приблизилась и вдруг, обняв за пояс, прижалась к моему боку, норовя спрятать голову под мышкой.
— Ты чего? — растерялся я и неуверенно предположил: — Опять паук, что ли?
Хотя такого пожирающего, цепенящего ужаса в ней не ощущалось, но выглядело похоже.